Он обходит стороной стайку расфуфыренных девочек и спускается на первую палубу в нижней половинке сферы. Официант, успокаивающий взгляд своей человекоподобностью, подает ему фруктовый коктейль, и Сирхан идет к ряду треугольных окон, за которыми открывается вид на Американский Павильон и Деревню Мира. Металлические стены и поддерживающие их фермы, выкрашенные в бирюзовый цвет, выглядят как новые, но древний оконный плексиглас помутнел от времени. Внизу еле видны модели — отходящий от пирса океанский лайнер-атомоход в масштабе один к десяти, а рядом — гигантский гидроплан с восемью двигателями. — Они даже не поинтересовались, пытался ли Слизень отображать себя на человекосовместимые пространства на борту корабля — брюзжит на него Айнеко. — В общем-то, я и не ждала от них участия, но черт возьми! Твоя матушка слишком доверчива, парень.
— Но ты ведь следила за всем? — бормочет ей отражение Сирхана. В ответ раздражительная метакошка снова заводится и пускается в долгую и отвлеченную речь о ненадежности финансовых инструментов, удовлетворяющих Экономике 2.0. Вместо классических денег как единственного уровня посредования, и опционных торгов в качестве сетей множественного посредования, в Экономике 2.0. наличествует какая-то невероятно вычурная объектно-связанная система, узнает Сирхан. Она основана на параметризованных желаниях и субъективных эмпирических ценностях участников, и в тех случаях, когда кошке не все равно, это делает все основанные на этом транзакции изначально ненадежными.
В Атомиуме душно. Неудивительно, ведь здесь тусуется человек тридцать, не считая официантов. Звучит музыка — несколько локальных широковещательных каналов работают на всю катушку, синхронизируя стиль с перепадами настроения гуляющих, и из динамиков льется хардкор-техно, вальсы, рага…
— Ну как вам вечер, народ? — Сирхан отрывается от интегрирования одного из своих застенчивых философов. Он возвращается к реальности и замечает, что его стакан опустел, а его мать смотрит на него поверх коктейльного бокала с не сулящей спокойствия ухмылкой. В бокале что-то светится, на Амбер — черный бархатный костюм-кэтсьют, обтягивающий ее как вторая кожа, и туфли на высоком каблуке, и она уже заметно пьянеет. По субъективному возрасту она моложе Сирхана — иногда он чувствует, как будто в его жизни появилась необычно мудрая младшая сестра, которая заменила собой исходную мать, оставшуюся дома и погибшую вместе с Империей Кольца десятилетия назад. — Глянь на себя! Что за дело жаться в углу на такой вечеринке? Э, да у тебя стакан пуст. Хочешь вот эту кайпиринью? И пошли, познакомлю тебя кое с кем…
В такие моменты Сирхан диву дается — что же, во имя Юпитера, его отец углядел в этой женщине? (а с другой стороны, в другой мировой линии — в той, из которой вернулась эта ее версия, он и не углядел — что это означает?) — Только если там нет перебродившего виноградного сока — говорит он смиренно, и позволяет себя увести. Они проходят мимо нескольких очагов болтовни, и мимо печальной с виду гориллы, потягивающей длинный коктейль через соломинку. — Опять твои активисты Акселерационисты?
— Ну почему же? — Они направляются прямиком к стайке девочек, которых он пытался не замечать в лифте. У них блестят глаза, они жестикулируют сигаретными мундштуками и бокалами с напитками — в общем, втянулись в эту вечеринку начала двадцатого века полностью. — Рита, познакомься с Сирханом, сыном моей другой ветви. Сирхан, это Рита. Она тоже историк. Почему бы вам…
Темные глаза, подведенные не пудрой и не карандашом, но имплантированными в кожу хроматофорами, черные волосы, ожерелье с огромными жемчужинами, изящное черное платье до пола и легкое смущение на лице сердечком. В другом веке она была бы клоном Одри Хепберн. — Это не вас я встретила в лифте? Смущение распространяется на щеки и становится заметным.
Сирхан краснеет, не зная, как ответить. Тут кто-то встревает между ними: —О, вы тот самый хранитель, перестроивший докембрийскую галерею в соответствии с телеологическим наследием? Знаете… — Нарушитель высок, самоуверен, и блондинист. Сирхан понимает, что терпеть ее не может, только увидев, как она размахивает пальцем.
К его удивлению, Рита-историк сердито поворачивается к ней. — О, Марисса, заткнись наконец. Это вечеринка, а ты весь вечер, как заноза.
— Ничего — выдавливает он. В этот момент что-то на краю его сознания заставляет поддакивающую куклу-отражение, слушающее кошку, выпрямиться и сбросить целую кучу свежей памяти в главный поток. Что-то очень важное, что-то о Зловредных Отпрысках, отправляющих звездолет к маршрутизатору и собирающихся притащить оттуда что-то к себе обратно в логово — но люди вокруг поглощают столько внимания, что ему приходится отложить это — на потом.