АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

Олечка слушала внимательно. Она знала кое-о-чем, о фактах, которые способны напугать и расстроить даже самых стойких духом. Мир переживает не лучшие времена — даже ребёнок способен понять это. И никакие корабли, никакие, даже самые бронированные дредноуты с мощными пушками, не в состоянии это изменить. На место одного кракена придёт обязательно другой. На месте мегалодона, потопленного глубинными бомбами, возникнет следующий.

Они, подводные обитатели, не насытятся никогда, пока Равновесие не восстановится. Прав ли этот философ, спросила себя Олечка Смурина. Может быть, он ошибается, и причины всего происходящего в другом?

Глядя в серьёзное, но при этом лукавое лицо отца, девочка подумала: «Может быть, стоило спросить у чудовищ, что им нужно?» Олечка погладила обложку старой книги.

— У Афанасия Никитина много противников, — сказал Смурин. — Философы обвиняют его в излишней мрачности, умозрительности его построений, религиозной экзальтации. Вот тут, в конце есть раздел «Видения и прозрения». Эти тексты подвергаются критике сильнее всего. Пристрастившись в конце жизни к наркотикам, Никитин начал страдать галлюцинациями. В периоды прояснения он записывал их. Чтение, моту сказать, милая, подходит даже не для всех взрослых, так что имей в виду.

Олечка кивнула. Книга пугала её, это правда. Но то, что пугает, часто кажется привлекательнее всего. Раскрыв том, девочка пролистала несколько страниц.

— Я мог бы дать тебе любое другое объяснение, взятое из головы, — сказал капитан, — просто чтобы от тебя отделаться. Но тогда я был бы плохим отцом. И потом, ведь я обещал не врать.

С немалым, почти оперным пафосом капитан положил руку ей на плечо и прибавил:

— Как знать… может, завтра этот мир расколется, словно орех под чьим-то сапогом… Иногда по ночам я слышу этот странный треск. Кора земная вот-вот окончательно потеряет свою целостность…

Олечка смотрела на отца снизу вверх глазами, полными слез. Наверное, хорошо, что мама не дожила до этого дня.

5

Анадырь был моложе Катинграда, но казался очень древним. Его словно подняли со дна моря, очистили от ила, грязи, водорослей, починили стены и башни, чтобы вернуть им прежний вид. Поражённая, Олечка не переставала глазеть на это суровое, циклопическое великолепие. Одна из немногих оставшихся в мире колоний людей, наверное, могла простоять ещё тысячу лет — несокрушимая твердыня, памятник человеческому упорству. Да что там тысячу! Казалось, эти камни с насмешкой встретят даже конец вселенной.

И всё же дела у Анадыря шли неважно. Ни толстые стены, ни совершенное оружие, ни отвага не в состоянии остановить неизбежное. Рано или поздно людям придётся уйти отсюда и бросить остров…

Олечка Смурина сошла на берег.

Мощёные улицы были длинными, прямыми, районы города имели чёткую планировку. Брусчатка блестела от влаги, отражая свет газовых фонарей. По ней текли в разных направлениях тени прохожих, экипажей, грузовых повозок. Как ни в чем не бывало, горожане занимались своими делами. Говорили, смеялись, строили планы.

Глядя по сторонам, Олечка спрашивала себя: они настолько привыкли к своему положению, или это такое проявление храбрости?

Чудными нашёл бы её мысли доктор. «За пределами Анадыря рыщут безумные хищники, — думала девочка, — а где-то под землёй, как знать, таится громадная сила, способная развалить Анадырь, словно карточный домик…»

Олечка представляла себе её, эту силу, в образе бесформенного монстра с большим количеством конечностей. У него были и лапы, и клешни, и щупальца, и вообще всё, что можно взять на вооружение от собратьев сухопутных и морских. Может быть, в этот самый момент он лежит под ногами Олечки и ждёт. Копит силы.

Эта мысль пугала, вызывая покалывание в затылке. Опустив голову, Олечка начала вглядываться в зазоры между камнями мостовой. Вдруг ей удастся рассмотреть его?

Так, погрузившись в мир своих фантазий, она умудрилась отойти от сопровождающих и едва не угодила под лошадь. На козлах брички сидел настоящий ихтильмен в широкополой шляпе. Его выпученные рыбьи глаза смотрели на Олечку, ничего не выражая.

— Простите! — воскликнула она с испугом и отпрыгнула к обочине, где чуть не столкнулась с женщиной-урсом. Толстая, массивная, та оглядела Олечку и фыркнула. От женщины ожидаемо пахло духами и медведем.

В тот же миг налетел старпом. В его болтовне было множество советов, как вести себя, чтобы не попасть в беду. Хомутов, обещавший отдать за капитанскую дочку жизнь, стоял бледный. Если бы Олечка угодила под колеса и умерла, ему пришлось бы сделать то же самое.

Пошли дальше. Старпом вел подопечную удивительными маршрутами и рассказывал историю города. Здесь Ланжеронский родился и отсюда, вступив в пору отрочества, отплыл в Катинград учиться в Военно-морской Академии при Адмиралтействе.

Олечка спросила, нет ли среди его предков ихтильменов. Старпом подтвердил, что, конечно, есть. Его бабка и дед чистокровные ихтильмены. Они до сих пор живы, но уже не общаются с миром. И даже оставили Анадырь.

Олечке стало жутко интересно, и она спросила, где они сейчас.