АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

Мать убаюкивает, наконец, ребёнка и бредёт на кухню варить кофе. Во сне малыш встречает забавную штучку, которая, походя, слизывает и заглатывает его личность. Он больше не проснётся.

В Сиднее нищий, задремав лишь на секунду, успевает увидеть, и, пробудившись, поспешно начинает долбить камнем лоб, пытаясь выковырять застрявший в мозгу образ.

Кирилла Васильевича настигает отец, из глаз которого выглядывает… не отец.

Измученная совестью за то, что бросила Градова, Сабина забывается сном. Там Алексей снова невредим, и они гуляют, держась за руки.

Небо над ними, под весом чего-то огромного, начинает опускаться и трещать по швам.

ИЛЬЯ СОКОЛОВ В ПОДВАЛЕ ВИДЕНИЙ

И увидел я человека сердцем. Всего.

Владимир Сорокин, «Ледяная трилогия»

Мы живём в сновидческой симуляции…

Она встала с постели и начала одеваться, поглядывая в зеркало, тень которого рассеялась по стене, переливаясь, словно проекция самых счастливых моментов.

Я посмотрел на циферблат. Контрольные числа дублировались. Как обычно.

Капризное время (как младшая сестра Вечности) передвинуло свои стрелы Амура так, что они перестали летать. А он не захотел больше смотреть на всё это…

Я вышел из машины и огляделся. Ночное шоссе тонуло в грозе, машины мчались во тьму. Время снова сместилось.

И я увидел… Исполинское здание на неровном нервном закате, окружённое цифрой дождя: далёкая картинка вот-вот распадётся… Оно напоминало перевёрнутый игрек. Буква Y вверх ногами. Как башня Эйфеля, только высотой в несколько километров.

А вокруг — закатное зарево дождя, мерцанье молний, тьма и тучи. Словно огромный рыже-золотой глаз в обрамлении чёрного.

Тот, кто привёз меня сюда, произнёс (так, будто не было шума грозы), что пора ехать дальше. Потому что она уже ждёт…

В подвале было некрасиво. И тесно для темноты.

Кибернеорганы мерцали по углам, перемещаясь в темноте эфира. Я проследил за ними взглядом, затем зашёл за старую печаль (и чью-то мебель вповалку). Мне грезилась та девушка, что не захочет больше сдвигать время, полночно глядя на меня…

Храм в подвале неизменно демонстрировал, что человек переоценил качество счастья. Особенно своего.

А стены всё сочились мраком…

В ее крови бежали цифры. Контрольные части тела дублировались. Как всегда.

Она прижалась и сказала:

— Точку сборки всё равно контролирует система сновидений. Но, тем не менее, ты можешь сделать так…

Она встала с постели и начала одеваться, подглядывая в зеркало, тень от которого разлилась по стене…

Я посмотрел на контрольные числа. И не увидел ничего важного.

— Боже, ты такая мокрая…

Она у неё липкая и сладкая. Девушка улыбается и превращается в ощущение превращения. А мне ведь только этого и надо.

Невероятное ток-шоу голосов…

— А что им ещё делать, если не говорить?

— Переключим на сериал?

На экране появляюсь я и пытаюсь проснуться…

«Да Кастанеда головного мозга!.. Я вон снов вообще не вижу. И делаю, что в телевизоре говорят…»

Время переливается через край бесконечности, переваливается через контрольные числа, а те уже и не сверкают (теперь я замечаю)…

Ночь печальна. И не всегда забывает об этом.

Сон приходит. И навсегда приглушает всё эго.

Огромный завод располагался на кладбище среди леса. Из могил вместо крестов торчали чёрные трубы. Рельефные цветы воронок раструбов на их концах напоминали траурные граммофоны…

Темно-зелёный сумрак вокруг, казалось, искал, куда скрыться (но не находил таких мест и оставался в лесу).

Живые облака появлялись из раструбов, когда световой разряд загробного электричества вспыхивал со звуком микровзрыва… Затем облака, темнея всё сильнее, начинали беспорядочно носиться по округе, как мёртвые дети на игровой площадке бесконечного счастья.

Законы кармы вроде неизбежны?

А перевёртыш душ опять похож на вентилятор.

Я уходил от кладбища подальше, пока застывшая мозаика сновидений дробилась и исчезала…

Меня в этом сне нет.

И никогда не было.

НИКОЛАЙ СКУРАТОВ ДРЕДНОУТ

Из цикла «Мифы Чёрного цилиндра»;

история первая

1

Олечка Смурина взошла на борт дредноута «Кыштым» двадцатого августа.

Шёл дождь, гавань Катинграда была серой и мокрой. Город, лежащий у берега и раскинувший длинные щупальца кварталов на запад, во чрево суши, терялся у горизонта, где нельзя было различить, где небо, а где земля. Шпиль здания адмиралтейства исчезал в вышине, и, казалось, что кто-то его сломал.