Стоило Градову это понять, коридор натужно заскрипел трухлявыми досками, и его повело в сторону. Обдирая руки, ощущая в пальцах такую реальную Боль, учёный пытался сосредоточиться и визуализировать свой выход из сна — дверь, это всегда была дверь. Она выплыла из стены, сплетённая из сонных веретён спицами его мю-ритма. По ту сторону была реальность, Сабина… Едва Градов схватился за ручку, тьма по бокам бросилась вперёд, теряя эфемерность, открывая в себе… Но он не видел. Мог смотреть лишь краем глаз, потому что его спинной мозг, оравший первобытным голосом от страха, не давал шее повернуться. Вид того, что находилось в миллиметре от его разума и дышало в височные доли, для взгляда человека не предназначался.
Поняв вдруг, что Тишитьма стремится к проходу, и что захлопнуть дверь у неё перед носом не удастся, Градов в панике взмахнул ладонью, размазывая проём, словно акварельный рисунок мокрой тряпкой. Тьма сомкнулась за спиной, щекоча спину одним миллионом трестами пятнадцатью тысячами девятью лапками насекомых, и он в безумной панике рванулся вперёд, куда угодно, лишь бы подальше от этого… это го…
«Тело», «запах волос», «поцелуи», «Сабина», «Сабина», «Сабина»…
Он вошёл в неё так глубоко, что она вскрикнула. Руки крепко стиснули талию, ладонь скользнула по мокрым от пота ягодицам. Не осознавая себя, Градов занимался любовью с Сабиной, делая с ней всё, чего желал, в чём не мог себе признаться даже в мыслях. Стены комнаты вокруг трескались под яростным напором чего-то жуткого, проедающего себе дорогу в чужой грёзе, «шуме живых», поспешно сплёвывающего непережёванные образы и вновь вгрызающегося в ткань сна. Градов, напрягая все силы распадающегося эго, оторвал себя от Сабины — голая женщина, олицетворяющая собой архетипический идеал матери, растворилась под ним, и он бросился вперёд, двигаясь, словно под водой, к прямоугольнику двери. Дорога заняла столетия, открыть дверь — ещё тысячи, закрыть — миллионы. Но он успел, и услышал по ту сторону — в пустой голове мертвеца — рёв безмолвия, почти по-человечески разочарованного.
— Алексей!.. Алексей…!
Яркий свет посыпался в ямы распахнутых глаз. Градов подскочил в кресле, но кто-то тут же толкнул его обратно.
Сильно билось сердце. Очень сильно. Как будто даже стучало о рёбра.
— Что…
Он наконец смог сфокусировать взгляд на Сабине. Расширенные от испуга глаза, тёмные дорожки потёкшей туши на щеках. Градов вспомнил сцену из сна, пережитую миллиарды лет назад, и с трудом овладел лицом.
— Але…Алексей Игоревич, простите! Ваша ЭЭГ просто взбесилась, начался приступ, мне пришлось… я отключила вас! И вы умерли! Клиническая смерть… У-укол адреналина…
Она ткнулась в его плечо, и он обнял её, всё ещё пытаясь справиться со взбесившимся дыханием.
— Вы всё сделали правильно. Там, во сне, что-то пошло не так. Зря я туда полез…
— Эй, кто здесь? Почему не закрыли лабораторию?
Голос охранника раздался из коридора. Сабина испуганно охнула, Градов, покачнувшись, встал и бросился к двери, мельком кинув взгляд на труп (будто боялся, что тот сейчас лопнет, и из него, словно из яйца, вылезет нечто).
— Всё нормально, это Градов, мы проводили исследование… — он запнулся, чувствуя, как отнимаются ноги.
За дверью не было ни охранника, ни коридора. Проём обрывался в копию лаборатории — Градов сверху смотрел на себя, подключенного к приборам, на затылок Сабины, следящей за показателями на экране.
И тут он понял. Быстро зажал рот и нос, вдохнул — воздух свободно поступил в лёгкие. Рванул, закрывая, дверь — но та не подалась. Её удерживала рука Сабины. Удлинившаяся на несколько метров. Обернувшись, Градов увидел, что лицо ассистентки отвалилось, обнажая клубящуюся в черепной коробке тьму.
Лаборатория — с трупом на столе, безлицей Сабиной, компьютерами — рванулась к нему, шелушась чернотой. Градов наконец
Сабина посмотрела на Градова и вскрикнула, почувствовав, как сердце обрывается куда-то вниз. Учёный проснулся, его выкаченные из орбит глаза пялились в потолок, волосы стремительно седели. ЭЭГ-линия на экране хаотично скакала, словно ведомая дрожащей от нервного приступа рукой. Спустя секунду прибор, не выдержав, взорвался.
— Шшшшшш… — белая пена пузырилась на губах Градова. Левая половина его лица обвисла и снова подтянулась, затем это стало происходить с обеими половинами поочерёдно. Белки глаз окрасились кровью. Запахло калом и мочой. — Шшшшш…
Когда изломанный кусок мяса, бывший когда-то профессором Градовым, нашарил взглядом Сабину, она, не выдержав, лишилась чувств.
Два дня спустя санитар засыпает под монотонное