АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

Сабина кончиками пальцев коснулась высокого лба профессора Градова. Прибор ТЭС худел высоким вольтом, индуктор у виска мёртвого человека генерировал магнитное поле, внутри которого нейроны головного мозга распускались флюидами тэта-ритма сна. На экране перед женщиной элек-тромозговая тишина трупа сменилась множественными бессистемными пик-волнами, постепенно улёгшимися в стабильную низкоамплитудную частоту. Мертвец «спал». В какой-то момент в унисон с его ЭЭГ-линией задвигалась линия Градова. Теория учёного подтвердилась — произошёл контакт.

А потом всё пошло наперекосяк.

* * *

Сон, как обычно, подкрался незаметно. Раззявил опиатную пасть и всосал Градова в невесомую темноту. Когда прибор снохождения начал стимулировать префронтальные области мозга, его личность, распылённая на десятки иррациональных осколков, вдруг стала единым целым, скреплённая клеем самосознания.

Пока что существовали лишь тьма и звук: осмысленно-хаотичный, громко-тихий, женско-мужской. Он кричал-шептал слова и обрывки бессвязных предложений: «критика», «Василий», «напиваться», «крезопаг», «а она противовоспалительная корова…».

В литературе это называлось «ассоциативный шум» — во сне он сопровождал постоянно, и Градов уже не обращал на него внимания. Тьма была гораздо интереснее — чёрный кисель, который внезапно пролился на скрытые в мёртвой мозговой коре образы. Пролился и растёкся бесконечным льдом цвета обратной стороны Луны. Градов и не заметил, как сон начался.

Голый мужчина сидел на скользкой черноте, обрывки электродов на лысом черепе колыхались по ветру. У его ног кляксой растеклась полынья — дыра концентрированной тьмы, чернее даже окружающего её льда.

— Клюёт? — спросил Градов, с трудом оторвавшись от созерцания грандиозного смоляного пространства, на горизонте схлопывающегося с ослепительно белым небом.

— Идёт, — ответил мужчина. — Ползёт, лезет, протискивается.

Градов недоверчиво усмехнулся. Это не мог быть осмысленный ответ. Скорее поток ассоциаций. Но уже одно то, что мёртвый мозг был способен на такое, открывало необозримый простор для исследокириповаприопа… Графарадов резко зажмурил и открыл глаза — очевидно, перебои в стимуляпиляции префронтальдиой коры. Он словно стоял по шею в колышущейся воде, время от времени погружаясь с головой и теряя себя.

Ясность сознания вернулась, когда подо льдом проплыло нечто. Настолько огромное, что у Градо-ва захватило дух. Овальный силуэт во мгновение ока заполнил собой равнину на много километров вокруг.

— Эта штука плавает в прямой линии электрокардиографа и жрёт шум мёртвых, — прохрипел внезапно голый рыбак. — Её зовут Тишитьма. Она повернула голову на твои альфа-пики, ей хочется понять, какие они на вкус.

Градов не успел удивиться псевдоосмысленности этого обращения, потому что громадина внезапно ткнулась в лёд, и сила удара опрокинула учёного на землю. Из проруби, раздвинув хлопья шуги, показалось что-то невообразимое. Сознание Градова снова отключилось, он видел моргающее налитыми кровью глазами рыбное брюхо, вытянувшееся ухмыляющейся пастью на много световых болей вокруг, вцепившись в галактику пульсирующих волн, которая когда-то была мёртвым рыбаком…

Мозг лепил причудливые картины из ассоциативного шума и несовместимых образов. Иопрва-радов не мог удержать их в голове и секунды. Запомнилось лишь ощущение опасности. Так мог бы себя чувствовать муравей, осознавший вдруг занесённую над собой ноту. Потеряв голову, Ыларкьв барахтался во сне, словно в полном змей бассейне, пытаясь уплыть дальше, дальше…

«Радуга», «раскрепощение», «бегемот».

Это, наверно, было резидуальным впечатлением — остаточным образом, который не успел вымыться из психики. Градов снова был в том тёмном доме, где за депутатом Кириллом Васильевичем гонялась его психотравма. Вернувшееся сознание хаотично пыталось зацепиться за то, что произошло несколько секунд назад, но стоило ему приблизиться к тому моменту, когда он увидел Нечто (эта штука плавает в прямой линии электрокардиографа…), тут же боязливо разбрасывало детской ладошкой кубики-блоки памяти. Никогда ещё он не терял контроль в снохождении. Наверняка прибор сбоит. Или… мысль была нелепой, но такой трезвой и чёткой, что Градов радостно схватился за неё, словно утопающий за спасательный круг.

Прибор исправен. Неисправен мозг. Его функции нарушились.

Или что-то их нарушило. Что-то красно-кислое, как мягкий, освещённый деревянным светом кончик аннигиляции…

Приступ на секунду смешал мысли. Придя в себя, Градов увидел, что коридор спереди и сзади обрывается во тьму. Подобной тьмы он никогда не видел наяву. Её вид вселял ужас, словно окрас ядовитого животного. Почему-то Градов знал, что если нырнуть туда, не будет никаких звуков, не будет осознания, только Тишитьма, всасывающая ЭЭГ-ритм, словно длинную макаронину. Она стояла-плавала-была там, снаружи. Сожрала весь сон Ки-рила Васильевича, оставив только коридор с испуганным комком альфа-волн внутри.