АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 2

— Красивая девушка, — вздохнул он, показывая на второе фото, — Жаль её, молодая совсем… А вот и ваше суфле! — улыбнулся он вошедшей с подносом официантке. — Да, гостю, — он кивнул в сторону сидевшего напротив следователя.

— Не отравлено? — поинтересовался тот у шефа.

— Шутить изволите? — обиженно спросил хозяин, — Ладно, я всё понимаю. Работа сложная, ну хоть здесь отдохните немного.

— Простите, не хотел обидеть, — отозвался тот, обмакивая кусочек суфле в соус. — Вкусная курочка, спасибо вам. А отдых… Как говорится на том свете отдохнём, — произнёс он, отправляя в рот порцию суфле.

…о.т.д.о.х.н.ё. м… — эхом отозвалось у него из-за спины.

Каждый звук — как последний.

Следователь без звука ткнулся лицом в тарелку с недоеденным суфле.

— с.п.а.с.и.б.о. з.а. о.т.п.у.с.к., — произнесла Смерть, обращаясь к Голоду.

— Всегда пожалуйста, — ухмыльнулся тот. — Новый скелет долго выбирала?

— ч.е.т.в.ё.р.т.ы.й. п.о.д.о.ш.ё.л. в.п.о.р.у., — отозвалась она. — к.а.к. в.с.е.г.д.а.

— Да, знаю я твою любовь к четвёрке,[1] — кивнул Голод. — А с этим не могла подождать? — он мотнул головой в сторону лежащего лицом в тарелке следователя.

— в.с.е. р.а.в.н.о. о.н. д.о.е.д.а.л. п.о.с.л.е.д.н.и.й. с.о.у.с., — ответила Смерть. — б.о.л.ь.ш.е. в.е.д.ь. н.е.т., в.е.р.н.о.? э.т.о. т. е.л.о. т. е.б.е. в. п.о.д.а.р.о.к.

— Ну! Это щедро! — улыбнулся Голод и, приподнявшись из кресла, одним махом заглотал покойника без остатка, вместе с одеждой и всеми аксессуарами. — Теперь придётся работу менять. А то ещё по судам затаскают.

— т. е.б.е. н.е. в.п.е.р.в.о.й., — отозвалась собеседница. — п.о.м.н.и.ш.ь., к.а.к. н.а. м.я.с.о.к.о.м.б.и.н.а.т.е. д.и.р.е.к.т.о.р.о.м. б.ы.л.?[2]

— Помню, — улыбнулся Голод. — Я много чего помню. Ладно, найду ещё что-то достойное. Хоть и жалко с этим местом расставаться.

— п.о.н.р.а.в.и.л.о.с.ь. г.о.т.о.в.и.т.ь.? — понимающе поинтересовалась Смерть. — д.а., д.л.я. т. е.б.я. с.а.м.о.е. п.о.д.х.о.д.я.щ.е.е. з.а.н.я.т.и. е… к.с.т.а.т.и., к.а.к. я. т. е.б.е. н.а. в.к.у.с.?

— Не знаю, — беззаботно ответил он. — Если ты про бульон из своих предыдущих костей. Наверняка вкусно, пока никто не жаловался.

— т.а.к. т.ы. ч.т.о., д.а.ж.е. н.е. п.о.п.р.о.б.о.в.а.л.?

— А зачем? — с недоумением воззрился на неё Голод. — Я хороший повар. А хорошему повару совершенно незачем пробовать всё, что он приготовил.

ВЛАДИСЛАВА ГУРИНОВИЧ ПОЛЫНЬ

В половине второго ночи над землёю взошла Полынь. Зеленоватая, похожая на кошачий глаз, лишённый зрачка, она медленно плыла по небу, затмевая дуну и звезды. Над лесами и болотами Края разгорелся трупный рассвет. Птицы встрепенулись и запели, обманутые восходом этого фальшивого солнца. На травы пала ядовитая роса.

Восход Полыни застал Савелия на железнодорожном полотне. Он брёл по шпалам, перекинув через плечо лопату. Ее зазубренное лезвие поблёскивало в бледно-зелёном свете Звезды.

С наступлением ночи обитатели Края старались не покидать своих жилищ. Если же какая-либо нужда гнала их на улицу, они брали с собой топоры, мотыги, лопаты — любые подручные предметы, могущие послужить орудием против нежити.

То было проклятье Края. Когда над горизонтом всплывала Полынь и начинала свой путь по небосклону, всё, что было мертво и покоилось под дёрном, начинало шевелиться.

Мертвецы отбрасывали крышки гробов, выходили из склепов и, путаясь в саванах, брели и брели вперёд, влекомые кладбищенским светом Полыни. Звезда притягивала их к себе, наполняя смутным подобием жизни.

Души давно покинули их тела, сердца их не бились, языки сгнили, глазные яблоки вывалились из орбит. Они не дышали, не слышали, не чувствовали; их ощеренные личины были обращены к небу, а костлявые руки цвета ярь-медянки простёрты вперёд, будто в немом приветствии звезде Полынь, их ложному солнцу.

Если на пути мёртвых встречались живые, начиналась бойня. В воздухе мелькали топоры, хрустели кости, летели на землю обрывки саванов и ошмётки осклизлой плоти.

Но это едва ли могло их остановить. Даже разваленные на части, они с бездумным упорством продолжали свой путь. Отрубленные руки ползли, цепляясь ногтями за дёрн, головы катились, будто мячи, и клочья гнилого мяса, вырванные из их торсов, извивались на земле, серые и скользкие, похожие на раздувшихся слизней.

У железнодорожного полотна копошилась отрезанная кисть руки. Пальцы с обломанными ногтями скребли по краю рельса в неуклюжих попытках перевалить через это неожиданное препятствие. Рядом в куче щебня, чёрного от мазута, поблёскивал глаз на конце дрожащего нерва, похожего на стебель.

Савелий взмахнул лопатой. Легко, будто жабу, он рассёк шевелящуюся тварь надвое и, плюнув в сторону Полыни, дальше зашагал по шпалам.

Когда впереди в зеленоватом тумане замаячили два силуэта, один побольше, другой поменьше, Савелий замедлил шаг. Всмотрелся, покрепче обхватив черенок лопаты.