АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3

Жечка, перепрыгивая с крыши на крышу, знакомой дорогой добрался до городской стены, растолкал стражников и глянул вниз: голый атаман вприпрыжку двигался к болоту, а стоя посреди трясины, на перепуганных людей глядел фокусник…

— Уиииииэээээээииииии. — завизжал квартерон. Этот крик был воистину ужасен, так бы визжала сотня свиней, режь их мясник в единое мгновение. Челюсть чудовища отвисла до самой груди, провал рта зиял бездонной чернотой.

Тело атамана доковыляло до края болота, квартерон наскоком схватил его и утянул за собой. Трясина поволновалась, побурлила да и затихла.

Фокусник получил нового шута…

АНДРЕЙ БОРОДИН КОЛОСС

КУДА УСТРЕМЛЁН ВЗГЛЯД ТВОИХ ПУСТЫХ НЕВИДЯЩИХ ГЛАЗ? ВЗИРАЕШЬ ЛИ ТЫ НА МЕРНОЕ ТЕЧЕНИЕ ВОД ВЕЛИКОЙ РЕКИ, НА ДИВНЫЕ САДЫ И ШУМНЫЕ ГОРОДА, ЧТО РАССЫПАНЫ ПОДОБНО СМАРАГДАМ И КАРБУНКУЛАМ НА ЕЁ БЕРЕГАХ? СОЗЕРЦАЕШЬ ЛИ ТЫ БЕСПРЕДЕЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО ПУСТЫНИ, ПРИЮТИВШЕЙ В СВОЕЙ ОБИТЕЛИ НЕРУШИМЫЕ ПОКОИ ВЛАСТИТЕЛЕЙ ПРОШЛОГО? ПРОНИЦАЕШЬ ЛИ ТЫ ПОЛОГ ТЫСЯИЕЗВЁЗДНОЙ НОЧИ, РАСКИНУВШЕЙСЯ НАД ЦАРСТВИЕМ ТВОИМ, НАБЛЮДАЕШЬ ЛИ ЗА ПОБЕДОНОСНЫМ ПОХОДОМ САХУ, ЗРИШЬ ЛИ ДАРУЮШУЮ НАДЕЖДУ ПУЛЬСАЦИЮ СОТИСА?

ЧЕМУ. ВНЕМЛЮТ ТВОИ РАВНОДУШНЫЕ БИЕНИЮ МИРСКОГО УШИ? ДОНОСИТСЯ ЛИ ДО НИХ ТИХАЯ РЕЧЬ БЕДУИНОВ, РАССКАЗЫВАЮЩИХ ПРЕДАНИЯ ДРЕВНИХ ДНЕЙ У БИВАЧНОГО КОСТРА? ВЛИВАЕТСЯ ЛИ В НИХ ОГНЁВО-СЛАДОСТНАЯ ПЕСНЬ ДЖИННОВ, ЧТО ПОЮТ ОНИ ЗАБРЕДШИМ В ИХ ПРИСЫПАННЫЕ ВРЕМЕНЕМ ДВОРЦЫ СКИТАЛЬЦАМ ИЛИ ТО УТРОБНОЕ БОРМОТАНИЕ ГУЛЕЙ, ПРИ СВЕТЕ УСЫПАЮЩЕЙ ЛУНЫ РЫЩУЩИХ ПО РУИНАМ, ЗАБЫТЫМ ДАЖЕ СКОРПИОНАМИ? ИЛИ ЖЕ ТЫ ВНИМАЕШЬ ГУЛКИМ ЛИТАНИЯМ ЖРЕЦОВ, ЧТО СЛАВЯТ РОД ТВОЙ; ЛИТАНИЯМ ИСТЛЕВШИХ ЭОНОВ, ЧТО ДО СИХ ПОР ЗВУЧАТ В ШЁЛКОВОЙ ТИШИ БЕССЛОВЕСНОЙ ВЯЗКОЙ НОЧИ, ИСТОРГАЕМЫЕ ГЛОТКАМИ. ДРЕВНИХ КАМНЕЙ И СТРАНСТВУЮЩИХ БАРХАНОВ?

КАКОЕ СЛОВО ЗАСТЫЛО НА ТВОИХ НЕМЫХ ЭБОНИТОВЫХ ГУБАХ? ЧТО ЗА ТАЙНУ, В ПОПЫТКАХ РАЗГАДАТЬ КОТОРУЮ СФИНКС ПОЖРЁТ САМ СЕБЯ, ТЫ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯМИ НЕ РЕШАЕШЬСЯ ОТКРЫТЬ МИРУ? НЕ О НЕВЕДОМЫХ ЛИ РУКАХ, ЧТО СОТВОРИЛИ ТВОЙ ОБРАЗ, ХОЧЕШЬ ТЫ РАССКАЗАТЬ? НЕ О РАБОЛЕПНЫХ ЛИ СТОПАХ, ЧЬИ СЛЕДЫ НАВЕКИ ЗАСЫПАНЫ ПЕСКОМ? ХОЧЕШЬ Ай ТЫ ПОВЕДАТЬ О ТОМ, КОГО ВОПЛОТИЛИ В ТВОЁМ ИСТОЧЕННОМ ВЕТРАМИ ТЕЛЕ, КТО СОКРЫТ ЗА ТВОЕЙ ЗАСТЫВШЕЙ БЕЗЛИКОЙ МАСКОЙ, И КАКОВА ИСТИННАЯ СУТЬ, ЧТО СКРЫВАЕТСЯ ПОД ПОСЛЕДНЕЙ ИЗ МАСОК ТОГО, КТО НИКОГДА НЕ БЫЛ РОЖДЁН?

О ЧЁМ ДУМАЕШЬ ТЫ, ПРЕД КЕМ РАСКИНУЛАСЬ ВЕЧНОСТЬ? ВСПОМИНАЕШЬ ЛИ ТЫ С ТОСКОЙ КУРИЛЬНИЦЫ И ЖЕРТВЕННИКИ, СТЕКАВШУЮ ПО КАМНЯМ КРОВЬ И СИЯНИЕ ДРЕВНИХ ЗВЁЗД НАД АЛТАРЯМИ; КРАСОТУ, СТОИВШУЮ ЦЕЛОГО МИРА, И ЛЮБОВЬ, ИЗ-ЗА КОТОРОЙ РАЗВЯЗЫВАЛИ ВОЙНЫ. ДУМАЕШЬ ЛИ ТЫ С СОСТРАДАНИЕМ О МИРЕ, ЧТО СВЕРНУЛСЯ ГОТОВОЙ К БРОСКУ КОБРОЙ ГДЕ-ТО ВДАЛИ; МИРЕ, ЗАБЫВШЕМ О КРАСОТЕ И ЛЮБВИ, ОТРИНУВШЕМ ВСЕХ БОГОВ РАДИ ЕДИНОГО, ОТРИНУВ ПОСЛЕ И ЕГО САМОГО. ИЛИ ЖЕ ТЫ СМИРЕННО РАЗМЫШЛЯЕШЬ О ГРЯДУЩЕМ, О ТЕХ ВРЕМЕНАХ, КОГДА НЕ ОСТАНЕТСЯ НИ ЛЮДЕЙ, НИ БОГОВ, КОГДА ОБРАЩЁННЫЕ В ПЫЛЬ ГОРОДА ПРИСЫПЛЕТ ПЕСОК И ВЕТЕР ПРИНЕСЁТ ЕГО К ТВОИМ ЧЁРНЫМ НОГАМ ПОСЛЕДНИМ ПОДНОШЕНИЕМ БЕЗВРЕМЕНИЯ.

АНДРЕЙ МИЛЛЕР МОНДРАГОН

Снизу, из переполненного лучшими умами и лучшими людьми государства зала, доносился неразборчивый многоголосый шум. Экипажи знатных господ и выдающихся учёных запрудили всю широкую улицу, что виднелась из окна кабинета: внимание к событию было чрезвычайным, даже по меркам Королевского научного общества. В котором, конечно, необычных и значимых событий случалось немало.

Ему, журналисту столичной газеты, это всеобщее возбуждение казалось отвратительным. Для низов общества глазеть на уродов, которых возили по стране жалкие бродячие цирки, ещё было пристойным занятием — хотя бы потому, что среди черни речь о пристойности обыкновенно не идёт. Но эта тяга к созерцанию противоестественного и пугающего, рукотворного попрания законов естественного мироздания, у людей благородных и образованных — откуда она? Не впору ли задуматься об упадочности и порочности элиты, если уподобляется она тем, на чьих плечах стоит — отказываясь ясным взором смотреть за горизонт, в пользу грязного и богохульного?

Ужели никого здесь не передёрнет от этого зрелища, как от запаха нашатыря? Очень хотелось верить: хотя бы кто-то отреагирует именно так, справедливо найдя «великое достижение науки» омерзительным. Тогда не придётся, взявшись за перо, описывать для газеты вульгарное всеобщее восхищение, смотря на каждую свою строчку с ненавистью.

— Вы что-то замолчали. Наше интервью окончено? Смею заметить, что внизу давно ждут начала, и…

Статный седой мужчина в безупречном фраке прервал этими словами размышления журналиста. В его пышной бороде, обычно смыкающейся с густыми усами, появилась брешь улыбки. Он сверился с золотыми карманными часами — хотя большие напольные и стояли совсем рядом.

— …и точно, нам пора: уже пять минут, как задерживаемся. Кажется, вам немного дурно. Я понимаю, ведь подробности рассказанной истории могут смутить каждого. Хотя журналиста, как мне думалось, в меньшей степени… вы каждый день пишете о грабежах и убийствах.

— Я не веду криминальной хроники.