Изольд. Я внимательно читал ваши воспоминания. Милочка… вы хоть понимаете, о каких людях вы осмелились написать так возвышенно? Я ведь как раз один из тех, против кого такие, как вы и ваш муж, так непримиримо выступали. Тимофей Кукин, выпечка и сдоба. Папочку вешали вниз головой – требовали золота. За что его мучили? За то, что он хорошо выпекал сдобу для вас… для голодных философов… Я был единственный сын… Отрочество с мамой… Она была близка к искусству, брала уроки пения. Я обладал феноменальной красоты голосом… Но пришло время, и меня тоже повесили! За то, что я не был похож на них. Не хотел быть в этой ободранной стае… не хотел в их банду… потому что я не умею бить… я никогда никого не бил… Это было под городом Чернигов. Мы имели неосторожность с мамой поехать к бабушке в Чернигов. Известное дело: приехал столичный мальчик… с нежным лицом… Не помню, чем я еще вызывал тогда такую ненависть… Кажется каблуками или бантом вместо пионерского галстука. Быстренько повесили меня, ненадолго, ради шутки… но я упал… Посмеялись надо мной, пописали по очереди на голову и ушли. А я лежал… припав к родной земле… и мне не хотелось вставать… С тех пор я расстался с мечтой петь в опере… Горловые связки повредили, собаки! Если бы я знал, что проживу так долго, я бы, наверно, тоже бы стал ученым. Но с тех пор я понял, что здесь, в этой бандитской стране, жизнь одинокого человека, который… не хочет жить в стае… может оборваться в любой момент. Поэтому я спешил. Я боялся не воспользоваться такой удачей. Меня действительно любили женщины… Я брал их… знаете, чем? Я хотел оставить как можно больше Кукиных… маленьких, голосистых Кукиных… Везде, где я был, должен был появиться Кукин…
Ваши воспоминания не произвели на меня должного впечатления. У вас была, как вы пишете, бурная молодость… интересная жизнь….
Кораблева. Не знаю, какое значение вы вкладываете в слово «бурный»… У меня была прекрасная жизнь!
Изольд. Дом, понимаете ли, ученых. Настоящие ученые горят на кострах, а не едят по талонам… которые им дают из жалости. Мы встретились с вами, так сказать, у гробового входа. И у вас, и у меня ничего нет, кроме этого мальчика… Но он останется со мной.
Кораблева. Последние годы я почувствовала страшную пустоту вокруг себя… Вы знаете… перестал звонить телефон… Я испугалась – стало казаться, что все гибнет… что все было впустую, все пошло прахом! И вдруг появился этот мальчик…
Скорее всего, я устала от одиночества… и позволила себе эту слабость. Вы не поймете меня…
Изольд. Ну конечно! Я ведь не закусываю в Доме ученых!
Кораблева. Вы сказали… у вас есть дети…
Изольд. Больше десяти… Внуков и правнуков невозможно сосчитать.
Кораблева. Почему же они не заботятся о вас?
Изольд. Вот они только и ждут моей смерти! Ждут, чтобы накинуться на наследство и растащить его по углам! Квартира их просто сводит с ума… эта анфилада, будь она проклята!
Кораблева. Это не так!
Изольд. Это так! Они ходят кругами… они узнают друг у друга, жив ли я! Понимаете? Каждый пришел и предложил… съехаться… разъехаться… Зачем, говорят, тебе так много места? Я еще жив, – говорю, – дети!
Кораблева. Вы ошибаетесь! Есть среди них и порядочные люди!
Изольд. Они все порядочные! Они все… достойные люди. Кое-кто сейчас совершает стремительную карьеру. Они порядочные, замечательные люди. Но ан-фи-ла-да с окнами на Москва-реку! Все вокруг богатеют в такие сроки, от которых мутнеет рассудок! Что же, думаете, им не хочется вмиг получить анфиладу? Как просто: вынес старика ногами вперед – и получай ключи…
Кораблева. Зачем вы обрекаете себя на такое одиночество? Вам надо помириться с ними.
Изольд. Нет, после визита к вам я принял решение оставить квартиру этому мальчику. Я колебался, а теперь совершенно убежден: я должен это сделать. Он мне не врал… не притворялся любящим сыном. Скажу честно: он не вызывает у меня неприятного чувства. Пусть живет, не ходит больше в стоптанной обуви, в одних и тех же брюках… Пусть купит себе хорошую зимнюю шапку… путешествует, выбирает женщин… независимо от их цены. Пусть он живет!
Кораблева. Его заставили обстоятельства… бедность… Все, что сейчас творится вокруг, – располагает… Неужели вас не ужасает, что он приходил к вам, заранее подсчитывая в уме, сколько вы ему оставите?
Изольд. Это он к вам так приходил!
Кораблева. Мне хотелось быть ему… матерью!
Изольд. Только ли матерью? – шалунья вы моя!
Кораблева. Вы больны… вы очень несчастны… душа ваша разъедена кислотой.
Изольд. Какая образность! Какой стиль! «Разъедена кислотой»… Он приходил ко мне не за деньгами. У меня лучшая коллекция грамзаписей в стране… Я собрал все величайшие голоса, когда-либо звучавшие в мире. Мы слушали, мы разбирали великие арии!