Когда с башнями было покончено, Шамиль разделил отступников по семьям и отправил на жительство в те аулы, которым они более всего досаждали. Скот был реквизирован в пользу Имамата, а остальная добыча обращена в пользу пострадавших от разбойников.
Когда побежденных уводили, мулла бросился к имаму:
– У кого я буду муллой, если все уйдут?
– Если я их оставлю, они тебя убьют, – сказал Шамиль.
– Как же мне теперь быть?
Дело нашлось и для муллы. Ему вручили мешок с книгами и показали на одноглазого.
– Наиб посадит его на цепь, пока он не выучит все эти книги наизусть, – сказал Шамиль.
– А ты следи, чтобы старался.
Когда Шамиль покидал этот край, в окрестных селах его встречали как освободителя и обещали сделать из бывших разбойников примерных земледельцев и смиренных поборников шариата.
Глава 32
Шура все еще находилась под впечатлением от небывалого маскарада. Дамы обсуждали наряды, а офицеры толковали о новых амурных увлечениях и крупных ставках, делавшихся в карточных играх, которыми закончился шуринский карнавал. Проигравшие ходили мрачные и подумывали, не сделать ли набег на соседние аулы, чтобы поправить свои денежные дела.
Деятельный Траскин решил не останавливаться на достигнутом. По пути в Темир-Хан-Шуру он побывал в Кизляре, окруженном бескрайними виноградниками. Там его особенно радушно встречали местные винозаводчики, потчуя своими разнообразными напитками, среди которых особенно выделялась водка Кизлярка, делаемая казаками и отдававшая самогоном. Имелись и более благородные напитки, которые гордо именовались коньяками. Их делали армяне, переселившиеся сюда из беспокойного Карабаха, страдавшего от персидских нашествий. Производством вин заведовали грузины, знавшие в этом толк. Траскин велел представить образцы в Шуру на предмет дегустации, от результатов которой зависело, соблаговолит ли Траскин подумать о средствах для развития винокуренных заводов и с кем из откупщиков будет иметь дело.
Граббе, считавший себя знатоком по части напитков, производил дегустацию самолично во главе штабных офицеров. Отдавая должное искусству виноделов, Граббе несколько увлекся и уже третий день страдал головными болями. Он не велел никого принимать, и растерянные винозаводчики со страхом ждали решения своей участи. А тем временем гарнизон расправлялся с их запасами.
Траскин после ознакомления с множеством напитков, к которым были привезены и достойные закуски, пребывал в отличном расположении духа. Наконец, он отпустил кизлярских кудесников, обещав если не пособить, то хотя бы не мешать бурно развивавшейся отрасли. На прощанье он велел присылать к нему образцы ежемесячно для удостоверения в неизменном их качестве и договорился о поставках спирта для армейских нужд.
Граббе, торопясь обрести ясность ума, целыми днями пил кофе. Но оно мало помогало. Кизлярские напитки брали свое. Тогда Граббе перешел на чай, а потом и на квас.
Васильчиков каждое утро докладывал о визитерах, но Граббе по-прежнему не хотел никого принимать, ссылаясь на нездоровье.
– А госпожа Елизавета Нерская? – напомнил адъютант.
– Третий день уже просит аудиенции.
– А, Лиза, – поморщился Граббе.
– Насчет мужа своего, декабриста?
– Точно так, ваше превосходительство, – ответил Васильчиков.
– Просит вернуть его в Шуру или дозволить ей отправиться в Хунзах.
– Не принимать, – махнул рукой Граббе.
– Слезы льет, ваше превосходительство.
– Дурабаба, – сердился Граббе.
– Я ведь уже говорил ей. Сама не знает, чего просит.
– Также ханы настаивают увидеться с вами.
– Чего им надобно?
– Насчет Шамиля, – пояснил адъютант.
– Они до чрезвычайности обеспокоены его успехами.
– Проморгали злодея, а теперь жалуются, – говорил Граббе, отхлебывая квас из бокала.
– Не принимать. То есть пусть обождут пару дней. Еще есть важное?
– Прибыл фельдъегерь из Тифлиса.
– От Головина? – встрепенулся Граббе.
– Из Главного штаба, ваше превосходительство, – кивнул Васильчиков.
– Любопытно будет взглянуть, – сказал Граббе, ставя бокал на стол и набрасывая на плечи мундир.
– Несите бумаги. И Милютина ко мне.
Когда Васильчиков вернулся с Милютиным, Граббе спросил:
– Что там?
– Ответ на рапорт вашего превосходительства, – ответил Милютин, пробежав глазами бумаги.
– Читайте, – велел Граббе.
– Милостивый государь! – начал Милютин.
– Усмотрев из донесения Вашего превосходительства, что для скорейшего покорения гор и уничтожения главного нашего противника Шамиля вам необходимы силы и средства несоразмерные, коими Кавказский корпус в Дагестане не располагает, а также принимая во внимание то, что сам Шамиль пребывает в покое и наши расположения не беспокоит…
– Довольно, – прервал Милютина Граббе.
– Сдается мне, корпусной командир плохо представляет грозящую нашему владычеству опасность.
– Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, – сказал Милютин, заглядывая в бумаги.
– Головин также испрашивает объяснений…
– Объяснений? – хмыкнул Граббе.
– На какой же предмет?
– Он полагает, что проект ваш хорош в общих чертах, однако в частностях…
– Что – в частностях?
– В деталях, – поправился Милютин.
– Ну? Говорите же! – велел Граббе.