Айвенго (Ivanhoe)

The Jew grew as pale as death-"But fear nothing from me," continued the yeoman, "for we are of old acquainted.	Исаак побледнел. - Но ты не опасайся меня, -продолжал иомен, - потому что мы с тобою ведь старые приятели.
Dost thou not remember the sick yeoman whom thy fair daughter Rebecca redeemed from the gyves at York, and kept him in thy house till his health was restored, when thou didst dismiss him recovered, and with a piece of money?-Usurer as thou art, thou didst never place coin at better interest than that poor silver mark, for it has this day saved thee five hundred crowns."	Помнишь ли ты больного иомена, которого дочь твоя Ревекка выкупила из йоркской тюрьмы и держала у себя в доме, пока он совсем не выздоровел? Когда же он поправился и собрался уходить от вас, ты дал ему серебряную монету на дорогу. Хоть ты и ростовщик, а никогда еще не помещал своего капитала так выгодно, как в тот раз: эта серебряная монета сберегла тебе сегодня целых пятьсот крон.
"And thou art he whom we called Diccon Bend-the-Bow?" said Isaac;	- Стало быть, ты тот самый человек, кого мы звали Дик Самострел? - сказал Исаак.
"I thought ever I knew the accent of thy voice."	- Мне и то казалось, будто твой голос мне знаком.
"I am Bend-the-Bow," said the Captain, "and Locksley, and have a good name besides all these."	- Да, я Дик Самострел, - отвечал главарь, - а также Локсли.
"But thou art mistaken, good Bend-the-Bow, concerning that same vaulted apartment.	- Только ты ошибаешься, мой добрый Дик Самострел, касательно этого самого сводчатого подвала.
So help me Heaven, as there is nought in it but some merchandises which I will gladly part with to you-one hundred yards of Lincoln green to make doublets to thy men, and a hundred staves of Spanish yew to make bows, and a hundred silken bowstrings, tough, round, and sound-these will I send thee for thy good-will, honest Diccon, an thou wilt keep silence about the vault, my good Diccon."	Бог свидетель, что там ничего нет, кроме кое-какого товара, с которым я охотно поделюсь с тобой, а именно: сто ярдов зеленого линкольне кого сукна на камзолы твоим молодцам, сотня досок испанского тисового дерева, годного на изготовление луков, и сто концов шелковой тетивы, ровной, круглой... Вот это все я пришлю тебе, честный Дик, за твое доброе ко мне расположение... Только, уж пожалуйста, мой добрый Дик, помолчим насчет сводчатого подвала.
"Silent as a dormouse," said the Outlaw; "and never trust me but I am grieved for thy daughter.	- Будь спокоен, буду молчать, как сурок. И поверь, что я искренне печалюсь о судьбе твоей дочери.
But I may not help it-The Templars lances are too strong for my archery in the open field-they would scatter us like dust.	Но помочь делу не могу. В открытом поле мои стрелы бессильны против копий храмовника: он мигом сотрет меня в порошок.
Had I but known it was Rebecca when she was borne off, something might have been done; but now thou must needs proceed by policy.	Если бы я знал, что с Буагильбером была Ревекка, я бы попытался тогда ее освободить. А теперь одно средство: действуй хитростью.
Come, shall I treat for thee with the Prior?"	Ну, хочешь, я за тебя войду в сделку с приором?
"In God's name, Diccon, an thou canst, aid me to recover the child of my bosom!"	- С благословения бога, Дик, делай как знаешь, только помоги мне выручить мое родное детище!
"Do not thou interrupt me with thine ill-timed avarice," said the Outlaw, "and I will deal with him in thy behalf."	- Только не ввязывайся не вовремя со своими расчетами, - сказал разбойник, - тогда я сговорюсь с аббатом.