Сказав это, она исчезла в боковую дверь, а Реджинальд Фрон де Беф вошел в комнату. Седрик не без труда принудил себя отвесить гордому барону смиренный поклон, на который тот отвечал небрежным кивком.
– Долго же тебя задержали кающиеся грешники, мой отец! Впрочем, тем лучше для них, потому что это их последняя исповедь. Ты приготовил их к смерти?
– Я нашел их, – сказал Седрик, кое-как стараясь изъясняться по-французски, – готовыми к самому худшему исходу, так как они знают, кто их хозяин.
– Это что же такое, монах! Твоя речь смахивает на саксонское произношение! – сказал Фрон де Беф.
– Я воспитывался в обители Святого Витольда, что в Бертоне, – отвечал Седрик.
– Вот как, – молвил барон. – Ладно, иди за мной, я тебя провожу в боковую калитку. – Фрон де Беф крупными шагами пошел вперед и по пути стал наставлять мнимого монаха, шедшего за ним следом, как он должен вести себя: – Ты видишь, монах, это стадо саксонских свиней, которые дерзнули окружить мой замок? Наговори им что хочешь насчет непрочности этой твердыни или вообще скажи что вздумается, лишь бы они еще сутки простояли под стенами. А ты между тем снеси это письмо по адресу. Однако постой. Скажи, ты умеешь читать?
– Нисколько, – отвечал Седрик, – я умею читать только свой требник. Да и то потому, что я знаю наизусть службу Господню милостью Богородицы и святого Витольда…
– Ну, тем лучше. Итак, отнеси это письмо в замок Филиппа де Мальвуазена. Скажи, что письмо от меня, а писал его храмовник Бриан де Буагильбер и что я прошу его как можно скорее отослать это письмо в Йорк.
– Клянусь моим святым покровителем, – сказал Седрик с такой силой, какой нельзя было ожидать от смиренного монаха, – клянусь и всеми остальными святыми угодниками, живыми и умершими в Англии, ваши приказания будут исполнены! Ни один сакс не уйдет из-под этих стен, если мое влияние будет в силах удержать их здесь.
Между тем Фрон де Беф вывел его через калитку ко рву, поперек которого была перекинута одна доска.
– Теперь ступай скорее, – сказал Фрон де Беф. – Только исполни мое поручение, и ты увидишь, что мясо саксов будет здесь дешевле, чем свинина на бойнях в Шеффилде. А пока вот тебе, – прибавил норманн, сунув в руку Седрика золотую монету. – Но помни: если не выполнишь моего поручения, я с тебя сдеру и рясу, и твою собственную шкуру.
– Предоставлю тебе и то и другое, – отвечал Седрик, выйдя за ворота и радостно шагая по чистому полю. – Можешь казнить меня, если в следующий раз, когда мы встретимся, я не заслужу от тебя ничего лучшего.
Тут он обернулся в сторону замка, швырнул золотую монету и проговорил:
– Провалиться бы тебе вместе со своими деньгами!
Фрон де Беф не расслышал этих слов, но, даже заподозрив что-то нечистое в жесте гонца, про себя подумал, что тот не посмеет его обмануть.
– В худшем случае, – размышлял он, – придется заключить договор с теми саксонскими псами, что сидят у меня на цепи. Эй, Жиль Тюремщик, распорядись, чтобы привели ко мне Седрика Ротервудского и другого болвана, его товарища, Конингсбургского. Подай вино в оружейную и туда же приведи пленных.
Приказание было исполнено. Надвинутая на самые глаза шапка Вамбы, его новая одежда и тусклый мерцающий свет, проникавший в зал сквозь цветные стекла, помешали грозному барону при его недостаточном знакомстве с наружностью Седрика заметить, что главный пленник бежал.
– Ну, саксонские храбрецы, – сказал Фрон де Беф, – как вам нравится гостить в Торкилстоне? Поняли ли вы теперь, что значит брезговать гостеприимством принца из дома Анжу? Помните, как вы отплатили за любезный прием? Клянусь Богом и святым Денисом, если вы не заплатите знатного выкупа, я повешу вас за ноги на железной решетке вот этих самых окон, и вы будете там висеть, покуда вороны не превратят вас в скелеты… Говорите, саксонские псы, много ли вы дадите за спасение своей подлой жизни?
– Я-то ни копейки не дам, – отвечал бедный Вамба, – а что касается вашего обещания повесить меня за ноги, так это, пожалуй, недурно. У меня, говорят, мозги перевернулись вверх ногами с той минуты, как на меня надели колпак. Так если меня повесят головой вниз – может, мозги-то и станут опять на место.
– Пресвятая Женевьева, – воскликнул Фрон де Беф, – кто это со мной говорит?
Он сшиб шапку Седрика с головы шута и при этом заметил на его шее роковой признак рабства – серебряный ошейник.
– Жиль! Клеман! Псы окаянные! – крикнул разъяренный норманн. – Кого вы мне привели?
– На это, кажется, я могу ответить, – сказал де Браси, только что вошедший в зал. – Это потешный дурак Седрика, тот самый, что так мужественно вступил в состязание с Исааком из Йорка на турнире по вопросу о том, кому занять место почетнее.