– Не выдадут. Ты сама моей невестой назовешься и сама же подашь руку, когда придет срок. По доброй воле. – И прежде чем Ива решилась возразить, склонился к ее уху и прошептал: – Я приду за тобой, дорогая невеста. Приду. И тогда помоги вам всем боги.
Холодная как лед щека Хозяина обожгла ее, горячую и нежную. Ладонь скользнула по плечу, будто бы оставляя клеймо. Хозяин болота усмехнулся и раскрыл объятия, а Ива, не выдержав, завизжала, попятилась, запнулась и упала навзничь.
Брызги и осколки льда смешались воедино, проморозили насквозь пока еще пышущее жизнью тело, а вязкое и черное, в которое обратился Хозяин, обхватило ее со всех сторон, обволакивая, словно бы надеясь проникнуть внутрь.
А потом пропало так же быстро, как и явилось. Смоляная муть смешалась с водой болота, и снова все стихло. И только промокшая девушка, с трудом выбравшаяся на сухое, стояла на четвереньках и все не могла отдышаться.
Глава 4
Жених
В Клюквинках – деревне, спрятанной лесами от больших селений, – чтили традиции. Да так рьяно, что гости нарочно приезжали, чтобы поучаствовать в праздниках, которые забыли в иных местах. Шумное веселье, как на урожайную ночь или на встрече осенин, случалось нередко, вот и выходило, что заезжему человеку никто не дивился.
Однако же бывали и торжества, на которых чужакам не радовались. Не погнали бы, конечно, кабы явился, но и звать нарочно не стали б. Таким торжеством наперво считалось сватовство. Как же иначе? С этого дня и до самой свадьбы невеста как бы находилась меж двух миров: уже умирала для родной семьи, но еще не возрождалась для новой. Когда, если не сейчас, ей становиться видимой для всякой нечисти? А значит, незачем напрасно подвергать девицу опасности и видеться с пришлецами. Да и самой лучше не трогать снедь и благодетельницу дома – печь, чтобы не заразить скверной очаг.
В стародавние времена сговоренную девку и вовсе заперли бы в бане и подвергли строгому посту, но ныне времена другие. Поэтому строго соблюдать правило полагалось лишь в день приезда сватов да на женитьбу. Потому-то Ива маялась от безделья всю вторую половину дня: снеди касаться нельзя – ни поесть, ни сготовить, общаться с теми, кто переступил порог дома, запрещено, да и самой выходить не след, если по-хорошему. За то, что самовольно отправилась вывести Серка, девушка уже получила нагоняй от отца.
– Детонька, ты как тут? – Заглянувшая в светелку мать обеспокоенно покачала головой. – Да ну что ж ты убиваешься?
Ива сидела на кровати прямо, сложив ладони на коленях, и неотрывно смотрела в угол, где сидел, вылизывая бок, большой черный кот. Она не плакала и не жаловалась на тяжкую долю, да только мать не обманешь: и без того понимала, что с кровиночкой что-то неладно.
– Я вот тебе пряничка принесла. Отцу только не говори, он велел пост блюсти.
Лелея сунула сладость дочери, но та так и не отвела взгляда от темного угла, где стояла чашка с молоком для домового.
– Спасибо, матушка…
– Тяжко тут одной? – Женщина присела рядом, погладила дочь по запястью. – Ну да ничего, потерпи маленечко. Скоро позову блинцы печь, а к закату сваты явятся. Недолго скучать осталось.
Руки у девушки дрогнули. К закату. Недолго осталось…
Блинцы – главное угощение для сватов – печь полагалось названой невесте. И это был последний раз, когда сговоренной со двора девке дозволялось касаться печи. Вот вынесет стопку румяных солнышек, предложит с поклоном жениху – считай, что и состоялось обручение. Ива бы то блюдо с блинцами Брану на голову надела да ухватом бы добавила…
– На кого же ты меня, деточка, покидаешь? – Мать обнимала младшую любимицу, сама растравливая себе душу. – Как же я без тебя? Совсем взрослая стала, а ведь, кажись, вчера токмо голышом по огороду бегала… Ну да ничего, не абы кому отдаем! Бран парень хороший, убережет да защитит. Небось и старую тещу уважит, не отвратит от дома…
Ива открыла было рот… да так и закрыла его. Лелея утирала слезы и охала, но девушка видела: гордится. Радуется, что семья в достатке, что не приходится неволить дочь, сговаривая за богатого старика. И правда, не абы за кого отдают – за молодца, который вот уже два года к ним как родной ходит, с которым дочь миловалась да в избу возвращалась под утро румяная и счастливая. Передать дочь любимому – это ли не счастье для матери? И Ива смолчала. Вновь не нашла в себе сил сказать то, что таила с самой урожайной ночи.
Лелея постенала для виду еще немного, но дела не ждут – стоило уважить не только жениха с друзьями, но и соседей, что обязательно вечером явятся поглазеть. Большой праздничный пирог в печи уже почти поспел, нельзя дать ему подгореть! Лелея деловито подхватилась, чмокнула девицу в щеку.
– Матушка? – Ива вроде и повернула голову, однако взгляда от пустого угла так и не отвела.
– Что, дитенько?
– А мы когда кота завели?
– Тьфу на тебя, глупая! – рассмеялась женщина. – С прошлого месяца, когда Рыжего лиса порвала, кота у нас нет!
– Верно. – Ива улыбнулась дурной улыбкой. – Верно, почудилось…