268 Однако эти попытки неизбежно терпели крах из-за недостатка сколько-нибудь адекватного знания природных процессов. Так на протяжении XVIII в. выросла печально известная пропасть между верой и знанием. Вере недоставало опытного подтверждения, науке же недоставало души. В самом деле, наука истово верила в абсолютную объективность, неизменно упуская из виду фундаментальное затруднение, состоящее в том, что подлинной прародительницей и распространительницей всякого знания является психе, — а именно о ней ученые дольше всего знали менее всего. На нее смотрели как на симптом химических реакций, эпифеномен биологических процессов, протекающих в клетках мозга; фактически, она какое-то время не существовала для науки. Но все это время ученые в общем-то вполне осознавали, что используют для своих наблюдений фотографические приспособления, о природе и структуре которых им практически ничего не известно, да и само существование которых многих из них не желали бы признавать. Лишь совсем недавно им пришлось ввести в свои расчеты объективную реальность этого психического фактора. Весьма многозначителен тот факт, что именно физика микромира столкнулась с психе самым неожиданным, почти осязаемым образом. Очевидно, от психологии бессознательного нам в данной связи придется абстрагироваться, поскольку ее рабочая гипотеза как раз и состоит в реальности психе. Здесь для нас важно нечто в точности противоположное — а именно, коллизия психе с физикой1
269 Для гностиков же (и в этом заключался их подлинный секрет) психе существовала в качестве источника знания, точно так же как в подобном своем качестве она существовала для алхимиков. За исключением психологии бессознательного, современная наука и современная философия знают лишь то, что помещается вовне, тогда как вера знает лишь то, что находится внутри, и знает она это лишь в христианской форме, завещанной нам столетиями, прошедшими со времен Святого Павла и Евангелия Святого Иоанна. Подобно науке с ее традиционной объективностью, вера абсолютна, вот почему вера и знание способны к согласию не больше, чем сами христиане способны согласиться между собой.
270 Наша христианская доктрина представляет собой в высшей степени дифференцированный символ, дающий выражение трансцендентальной психике — образу Бога со всеми его свойствами, говоря языком Дорна. "Символ веры" — действительно symbolum. Им охвачено практически все существенное, что можно сказать о манифестациях психе в сфере внутреннего опыта; однако в него не включена Природа в сколько-нибудь узнаваемой форме. Этим обусловлено наличие в каждый из периодов истории христианства дополняющих его явных или скрытых течений, ставивших своей целью изучение эмпирического аспекта Природы не только извне, но и изнутри.
271 Хотя христианская догма, подобно мифологии в целом, выражает квинтэссенцию внутреннего опыта и, таким образом, формулирует принципы деятельности объективной психе, то есть коллективного бессознательного, она пользуется при этом языком и мировоззрением, успевшими стать чуждыми нашему нынешнем способу мышления. Даже само слово "догма" приобрело неприятный оттенок, и зачастую им пользуются, просто чтобы подчеркнуть ригидность некоего предрассудка. Для большинства людей Запада догма потеряла значение символа виртуально непознаваемого, но тем не менее "актуального", — то есть проявляющего себя в действии — факта. Даже в теологических кругах реальные дискуссии по поводу догмы практически исчезли (если не считать самых последних по времени заявлений папского престола); это — признак угасания символа, если не его полного обветшания. Такой путь развития опасен для нашего психического здоровья, ибо мы знаем, что никакой другой символ не в состоянии дать равноценное выражение миру бессознательного. В результате, все большее число людей пускается на поиски экзотических идей, в надежде найти субститут, например, в Индии. Надежда эта иллюзорна, поскольку, хотя индийские символы обслуживают формулирование бессознательного в такой же мере, что и символы христианства, и за теми, и за другими стоит их собственное духовное прошлое. Индийские учения воплощают в себе сущность нескольких тысячелетий жизненного опыта Индии. Мы можем многому научиться у индийской мысли, однако она никогда не будет в состоянии выразить накопленное нами прошлое. Отправной точкой для нас остается христианство, покрывающее от одиннадцати до девятнадцати веков жизни Запада. Кроме того, у большинства западных народов имелся гораздо более длительный период политеизма и полидемонизма. В некоторых регионах Европы христианство насчитывает немногим больше пятисот лет — то есть всего-навсего шестнадцать поколений. Последнюю ведьму в Европе сожгли в тот год, когда родился мой дед: а в двадцатом веке снова вырвалось наружу варварство с присущей ему деградацией человеческой природы.
