Айдарский острог

Кузница размещалась в одной из пристроек. Впрочем, снаружи её почти не было видно — просто грязный сугроб с дырой, из которой идёт дым. Как оказалось, всё помещение, площадью метров пятнадцать, вкопано в землю, три венца тонких брёвен поверху присыпаны землёй, точнее, галькой террасы, на которой построен острог. Бревенчатая крыша тоже засыпана грунтом — в общем, полная тепло-, звуко- и воздухоизоляция. Кирилл подумал, что здесь, наверное, зиму от лета не отличить и стука снаружи почти не слышно. Внутри было полутемно, воняло дымом, горелым жиром от светильников, металлической окалиной, застарелым потом и ещё чёрт-те чем. Хоть какое-то свободное пространство имелось лишь возле наковальни и примитивного горна. Когда Кирилл туда пробрался, он обнаружил лишь тощего чумазого мальчишку, который сидел в углу на чурбаке и отчаянно кашлял. Давясь спазмами, пацан объяснил, что мастер зван к хозяину, а вопрос «когда вернётся» задан не по адресу.

Кирилл решил подождать. От нечего делать он стал поправлять фитили в двух плошках-светильниках — они продуцировали в основном не свет, а чёрную копоть. В конце концов освещение наладилось, и он смог хоть как-то рассмотреть оборудование. «Горн работает не на дровах, а на угле — значит, его специально готовят? Инструменты: кувалда, молотки, зубила... О, напильник! Как же его сделали — неужели врукопашную?!»

Разгадать эту загадку Кирилл так и не смог — вернулся Пётр, и напильник был забыт. В отличие от сказочного образа кузнеца, данный повелитель огня и металла не был ни большим, ни могучим, а имел самые обычные габариты. Зато Кириллу показалось, что он не имеет лица — тусклый свет оно не отражало, его почти не было видно. Чуть позже он рассмотрел, что на коже не сажа, точнее, не грязь, а что-то въевшееся, несмываемое. И это ещё полбеды... Наверное, это были полные регалии каторжника: вырванные ноздри, глубокие клейма на лбу и щеках, кривой, многократно ломанный нос. В ответ на Кириллово приветствие раздалось мычание: кузнец открыл рот и показал на него пальцем. Передние зубы отсутствовали, а вместо языка в глубине болтался какой-то чёрный обрубок.

— Извини, — растерялся учёный. — Федот Петрович велел к тебе зайти... Ну, типа, посмотреть, что ты для таучинов делаешь. Я уж не знаю зачем: котлы они и есть котлы...

— Угу-хы, — кивнул кузнец и показал на ближайший угол.

Там стояли две какие-то странные округлые тумбы высотой чуть больше метра, накрытые рогожей, точнее, плетёнкой из какой-то травы. Эта плетёнка была убрана, и взору Кирилла предстали две стопки полусферических посудин, вложенных друг в друга. Они явно не были изготовлены на конвейере методом штамповки — диаметр несколько различался, и стопки получились довольно неровными.

— Ну и что? — Кирилл взял верхнюю посудину. — Котёл как котёл...

Посудина оказалась непривычно тяжёлой, поскольку была изготовлена из «чёрного» металла толщиной не менее двух миллиметров. Этот металл не был ровным, хотя и не создавалось впечатления, что его гнули ударами молотка или кувалды. Кириллу хотелось спросить, как делаются такие штуки, ведь листовой прокат стали, наверное, ещё не налажен, но он вовремя сообразил, что ответа не получит. Что-то, видимо, следовало говорить самому, и он похвалил посудину — дескать, хорошая, ёмкая и прогорит не скоро. Правда, у него сразу же возник вопрос, при чём тут кузнец, ведь эти посудины сюда завозят с «материка» уже в готовом виде. На ушках и ручке никаких следов переделки тоже не обнаружилось.

Кирилл достал второй котёл, осмотрел, похвалил и отставил в сторону. Достал третий и... И ничего не понял — сначала.

Снаружи котёл был довольно бугристым, а внутри надрублен зубилом на вытянутые прямоугольники странной формы. В каждом прямоугольнике было сделано по несколько одинаковых дырок. Точнее, это были не дырки, а вмятины изнутри наружу, а снаружи металл срезан почти полностью — «заподлицо» — оставлена совсем тонкая плёночка, но и она кое-где прорвана. В общем, не котёл, а какой-то недоделанный дуршлаг!

— Это что же такое ты с ним сотворил? — удивлённо спросил Кирилл. — Зачем?

— Агы-мны, — пожал плечами мастер. Вероятно, это должно было означать: «Что велено, то и сделано». Он нагнулся, пошарил рукой под верстаком и выложил на наковальню связку каких-то костяшек: — Хот оххахес.

Кирилл разложил связку, и челюсть у него отвисла — в буквальном смысле. Пару минут, наверное, он попеременно смотрел то на кости, то на котёл. Потом отставил посудину в сторону, шагнул ко второй стопке, поднатужившись, снял с неё верхнюю половину, выдернул новый котёл и, приблизив к светильнику, стал рассматривать «узор» внутри. Потом поставил его на место и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Оно никуда не делось, потому что было реальностью, которая требовала осмысления. Кирилл присел на какой-то чурбак и начал соображать.