Айдарский острог

Допив самогон, служилые некоторое время сидели, вяло переговариваясь, а потом отправились в шалаш спать. Кирилл сделал несколько кругов по поляне, прикидывая, чем бы ему заняться. Ничего не придумал, зато почувствовал, что хочет пить — просто ужасно хочет! Он наломал веток, раздул костёр и пристроил над ним котёл, набитый снегом. Снег таял мучительно медленно, а Кирилл подсыпал и подсыпал новый — уж очень мало воды получалось. Когда натопилось литра два, он дрожащими от нетерпения руками снял котёл с огня и стал пить через край, стараясь не пролить ни капли. Он выпил всё — не отрываясь. А потом испытал блаженное «чувство глубокого удовлетворения» — в буквальном смысле. Минут через пять Кирилл попытался встать и не смог. Тогда он принялся изучать и обдумывать своё состояние. Вывод оказался неутешительным: да он же просто пьян! Пьян в стельку, в сосиску, в усмерть — в общем, почти до потери самоидентификации. Действие местного зелья оказалось более многообразным и коварным, чем он мог предположить. Остатками гаснущего сознания учёный поставил перед собой задачу: забрать вон те шкуры, дойти до пустой нарты, постелить на неё одну шкуру, лечь и накрыться другой. Дальнейшего Кирилл не помнил, но, судя по условиям пробуждения, поставленную задачу он выполнил.

* * *

Рядом с его нартой разговаривали двое — не в полный голос, но и не слишком тихо:

— ...их сговорил. Мешкотно, конечно, да одному уж больно не с руки...

Голос был в общем-то знакомый, но Кирилл не сразу сообразил, кому он принадлежит. А когда сообразил, его прямо-таки подбросило с лежанки — Гаврила!

Второй голос принадлежал Мефодию. Звучал он мягко, с оттенками приторной сладости:

— Грехи наши тяжкие... Дверь-то хорошо подпёрли? Как бы кто... А то потом...

— Почто обижаешь, Мефодий Иваныч?! Дверь-та бревном привалили, а потом уж крышу запалили. Да хоть и не привали б — оне ж перепилися все, уснули, аки неживые. Как жар-то пошёл, почти и не кричали вовсе. Видать, от дыму во сне перемерли.

— Точно никто не ушёл?

— Да куды ж кто уйдёт-та, Мефодий?! Мы ж вкруг зимовья дозором ходили, покуда стены не догорели!

— Ладно! — кивнул служилый и повернулся в сторону: — Чо там, Кузьма?

Чуть дальше на снегу стояли сани — обычная самодельная нарта, одна из тех, с которыми чунишники ходили в свои маршруты. На ней высилась целая гора всякого барахла. Впрочем, часть вещей уже лежала рядом на снегу. Тут же топтались двое промышленников. Кирилл их узнал — они были из самых малоимущих и, соответственно, авторитетом среди артельщиков не пользовались, а были, как говорится, на побегушках. Сейчас они наблюдали, как Кузьма раскладывает по кучкам соболиные шкурки, которые достаёт из мешка. В этот момент он как раз закончил свои манипуляции:

— Слышь, Мефа, чой-то не то... Кирюха сказывал, что оне одиннацать сороков взяли и шешнадцать. Мы у них один сорок да тридцать два сторговали. Шести штук не хватает, хучь убей — два раза счёл!

— Шесть? М-да-а... Думаш, заныкали?

— Может, заныкали, а может, Кирьян сбрехнул! А, Кирюха?

— Что я-то?! — Учёный сидел на нарте, тёр ладонями лицо и пытался осознать происходящее. Получалось плохо — слишком оно было кошмарным. — Я-то при чём?! Нашли крайнего! Я их что, считал, что ли?! За что купил, за то и продал!

— И то верно — какой с тя спрос... Слышь, Кузя, сочти ещё раз, а?

— Сочту, пожалуй!

— Кто заныкал-то, ведаешь? — вполголоса обратился Мефодий к Гавриле.

— Оне, кажись, все тута. Делить давай!

— Поделим, не ссы. Две доли, как сговорились — тебе половина, и нам стока ж.

— Э, Мефодий, нас же трое! — запротестовал промышленник.

— Знать не знаю! — отрезал служилый. — С тобой одним сговаривались! Этих ты сам взял — вот и делись!

— Не по правде это! Бога побойся, Мефодий! Иль на тебе креста нет?! Давай на четыре доли!

— Что-о-о?!

— Ну, на пять... — Гаврила, кажется, оробел от собственной наглости. — Нам по доле и вам — по одной... Коли не так, оне ж меня со свету сживут! А у меня изба целовальнику заложена... Детишки мал-мала...

— Да-а, — покачал головой Мефодий. — Мало, видать, тебя артельщики били. Да совесть-таки отбили — если была, конешно.

— Давай на пять, а?

— Ты вот чо, Гаврила... — Мефодий совсем понизил голос. — Ты вот чо: делиться с подельниками не желаешь, да? Не делись!

— Да как же?!.

— А вот так! — Мефодий подал промышленнику нож — рукояткой вперёд. Тот потянулся было взять, но оробел и опустил руку. Служилый его подбодрил: — Бери, не бойся — десять чёрных всего!