Айдарский острог

Потом был рывок. На мгновение опора ушла из-под ягодиц и тут же по ним стукнула. Каюр как сидел, так и остался сидеть, только теперь он никуда не двигался, несмотря на все усилия оленей. К тому же располагался он сантиметров на тридцать ниже, чем раньше — на уровне снега.

В состоянии полного обалдения Кирилл поднялся на ноги. Пройденный путь был отмечен лежащей на снегу ремённой верёвкой — обычным арканом. Дальний конец — там, где раньше стояла нарта, — был к чему-то привязан. Скорее всего, к корню лиственницы, слегка выступающему из снега. Ближний конец, естественно, закреплён на одном из копыльев. Нет, от рывка нарта не сломалась — она просто сложилась, поскольку основные крепёжные ремни были ослаблены или вовсе отсутствовали. Кирилл понял это почти сразу и удивился, почему не заметил дефекты раньше, почему не проверил крепёж: настоящий каюр это делает перед любой поездкой, делает почти машинально! Да, каюр делает, но — настоящий...

Между тем служилые перестали храпеть, выбрались из шалаша и встали лицом друг к другу.

— Давай! — сказал Кузьма.

— Держи, — откликнулся Мефодий и подбросил в воздух какой-то маленький предмет — вероятно, монету.

Кузьма её поймал и кивнул в сторону:

— Пойдём глянем!

Служилые почему-то направились не к Кириллу, а к месту, где раньше стояла нарта, а теперь валялся сброшенный с неё груз. Они не выглядели сонными и совсем не покачивались на ходу. Мефодий поднял мешок с пушниной, осмотрел завязку, продемонстрировал её напарнику и сказал:

— Давай!

Теперь монету подбросил Кузьма, а Мефодий её поймал и поинтересовался:

— Квит?

— Квит, — признал служилый и вздохнул: — Зря старались: так на так и вышло. Эй, Кирюха, пошли причастимся! Таперича и по маленькой можно. А сани завтра Ивашка починит!

Сказать, что местный самогон на вкус (и запах) был ужасен — не сказать ничего. Тем не менее Кирилл принял внутрь грамм двести, и ему «захорошело». Словно в полусне слушал он говор служилых, равнодушно отвечал, когда к нему обращались.

— Нет, не жилец этот малый, не жилец.

— И я так мыслил, а вот таперича сумнение имею. Може, сей отрок и нас с тобой переживёт?

— На всё воля Божья... Слышь, Кирюха, Кузя грит: побегешь, а я грю: зассышь — на том рупь проиграл. А коли побегёшь, я грю: соболей кинешь, а Кузя грит: приберёшь — на том рупь выиграл. Выходит квиты — зря, значится, сани ломали!

— Ты што ж, дурила, рухлядь-тане забрал? — поинтересовался Кузьма. — Нешто не разумеешь: без неё те хана, куды ни подайся?

— Плевать! — буркнул учёный. — Мне чужого не надо...

— От дурило, так дурило!

— Да пошли вы...

* * *

Самогон оказался не только крепким и вонючим, но, похоже, ещё и галлюциногенным — всю ночь Кирилла мучили какие-то невнятные картины и образы. В конце концов он волевым усилием вырвался из их плена и обнаружил, что все уже давно проснулись. Мавчувен в стороне ремонтировал нарту, рядом стояли двое пустых саней, которых вчера на лагере не было. Служилые сидели на бревне возле едва тлеющего костерка. Учёный встал, справил нужду, протёр лицо снегом и побрёл к ним.

При его приближении Мефодий поднял с земли почти пустой бурдючок, зажал между колен кружку и нацедил в неё грамм сто жидкости.

— Прими за упокой душ православных, — подал он посудину. — Мы-то уже...

— Каких ещё душ?! — Кирилл содрогнулся от знакомого запаха. — Что случилось?

— Пей!

— Ну, знаете ли...

— Пей, тебе говорят!

Глотать эту гадость не хотелось страшно, но Кирилл ещё толком не проснулся и не был готов воевать. Он старательно перекрестился, выдохнул воздух и одним глотком переместил содержимое кружки внутрь организма. Организм застонал, но принял отраву. Учёный не дышал, наверное, с полминуты, в панике высматривая, чем бы заесть. Ничего подходящего поблизости не оказалось — даже снег вокруг был грязным. Пришлось сглотнуть слюну и начать дышать — просто так.

— Так что же всё-таки случилось? По ком поминки?

— Эт ишшо не поминки, — мрачно усмехнулся Кузьма и ткнул пальцем куда-то в сторону и вверх: — Зри!

— Зрю, — пробормотал Кирилл. В указанном направлении над верхушками деревьев виднелось серое расплывчатое пятно. — Где-то там вроде бы зимовье... Наверное, промышленные что-то жгут, да?

— А то! Жгут и гре...

— Ить! — шлёпнул себя по колену Мефодий. — Сглазишь!

— Эт верно, — вздохнул бывший кат. — Давай, что ли, по последней?

— Святое дело, — согласился Мефодий. — Оставлять никак не можно...