На рассвете меня будили вкрадчивые вопли муэдзина. Их перемежали петушиные перекаты.
Чуть погодя я просыпался еще раз: во дворе скребла метла и фыркал шланг.
Белесый полдень наваливался тяжкой плитой на море, сады и крыши, отовсюду дочиста выметая живность. Две дворняги и полосатый кот заползали под полицейский «газик» и замирали там, распластавшись. Дежурные подхватывали нарды и табуретки и забирались внутрь участка.
К вечеру раскаленная добела дымчатая голубизна гасла, воздух наконец обретал глубину – и море резко отделялось от небосвода.
Иногда на закате можно было увидеть у горизонта квадратную скобку танкера или сухогруза.