Агенты Берии в руководстве гестапо

Сфера деятельности гестапо постепенно расширялась. В «Гитлерюгенде» разразилось несколько скандалов о гомосексуализме, и в ведение гестапо передали «расследование дел, связанных с нарушением норм нравственности». Летом 1937 г. в подчинение Мюллера вошла пограничная стража. Это понадобилось не только для контроля за проникновением «врагов рейха», но и для организации провокаций на границах Австрии, Чехословакии, Польши, засылки туда боевиков, диверсантов, связи с «пятыми колоннами» в соседних странах. А приказом министра внутренних дел Фрика от 25 января 1938 г. гестапо получило право осуществлять «превентивное интернирование» в концлагеря само, без санкции министерства. Разрабатывалась новая техника, создавались лаборатории, технические отделы и институты гестапо и СД.

Появлялись новые методы разведки и контрразведки, в том числе «экзотические». В частности, по инициативе Гейдриха возник знаменитый «Салон Китти». В некоторых источниках его изображают откровенным публичным домом, но на самом деле «Салон Китти» являлся «домом свиданий». То бишь, по сути, публичным домом, но шикарным и пристойно завуалированным. Через Небе в разных городах Европы сюда навербовали не обычных девиц легкого поведения, а самых дорогих и изысканных куртизанок. И, как пишет Шелленберг, «довольно большое количество женщин из высших кругов германского общества также более чем охотно изъявили желание служить своей родине подобным образом». Бар, ресторан, комнаты свиданий были оборудованы устройствами для звукозаписи и фотосъемки, а слух о «хорошем заведении» распространили среди дипломатов. Сюда захаживал даже Риббентроп, не подозревая, что в этом доме контролируется каждый шаг и каждое слово посетителей. Но Мюллеру в салоне было появляться запрещено. Сочли, что он со своей «грубой натурой» может здесь наломать дров и все испортить. Поэтому организацией и эксплуатацией столь «тонкого» инструмента, как дипломатический бордель, занимались исключительно интеллигенты – Шелленберг и Небе.

Дело Тухачевского, как уже отмечалось, послужило своего рода «приглашением к танцу» от советских спецслужб – германским. И если пакт Молотова – Риббентропа в августе 1939 г. стал для западных политиков полнейшей неожиданностью, то в действительности первые контакты Москвы и Гитлера начались гораздо раньше. Г. Хильгер, сотрудник германского посольства в Москве, подтверждает в своих записках, что «оба государства шли навстречу друг другу весьма постепенно». Уже в 1937 г., после того, как «лакмусовая бумажка» сработала, в обстановке глубочайшей секретности прошли переговоры, которые вел полпред СССР в Германии К.К. Юренев, его приняли в личной резиденции фюрера Берхтесгадене. Какие-то переговоры велись и через торгпреда в Германии и Швеции Д.В. Канделаки, встречавшегося с нацистским руководством «вне рамок официальных государственных отношений» – в качестве личного посланца Сталина. О чем шла речь на этих встречах, какие договоренности были достигнуты, навсегда осталось тайной. Оба посланца погибли в репрессиях 1938 года.

Со стороны Советского Союза предпринимались и другие шаги к сближению. Например, в репрессивных кампаниях 1937–1938 гг. были уничтожены все руководители компартии Германии, нашедшие убежище в СССР и продолжавшие по инерции нацеливаться на «борьбу с фашизмом». Гитлеру не могла не импонировать и другая сторона тогдашних чисток в советском руководстве – ведь уничтожалось поколение «старых большевиков», а оно в значительной доле состояло из евреев. Фактически в кремлевском окружении остались только такие представители этой нации, кто готов был демонстративно отказаться от своей этнической принадлежности, вроде Кагановича или Мехлиса, заявлявшего: «Я не еврей, я коммунист». А в сентябре 1937 г. Политбюро вдруг приняло решение, строго запрещавшее своей разведке засылать агентов в Германию и создавать там агентурные сети, причем решение было почти немотивированным, якобы из опасения «провокаций». Была приостановлена и заброска групп, готовившихся к работе в других странах, но нацеленных на разведку против Германии – так была «заморожена» на полгода операция с засылкой в Бельгию Леопольда Треппера.