Вообще же в отношении видных деятелей Третьего рейха можно отметить парадокс. Все они, как водится, старательно прятали свои личные грехи. Пытались творить их подальше от людских глаз, скрытничали, обзаводились для этого загородными виллами и другими убежищами. Тем не менее, о них известно все. Правда всплывала через слежку друг за другом, через секретные досье, копившиеся в СД и гестапо. Поэтому мы знаем, что Геринг прочно сидел на наркотиках, Лей был алкоголиком, Геббельс в своем поместье одну за другой «приходовал» киноактрис, за что получил прозвище «бабельсбергского бычка», что Функ был гомосексуалистом, а Тербовен, став наместником Норвегии, устраивал пьяные оргии, во время которых его секретарши ездили на велосипедах по залу, попутно освобождаясь от обмундирования…
А вот Мюллер был всегда на виду. Никогда не прятался – почти постоянно на людях. Но о его личной жизни, слабостях, пристрастиях не известно ничегошеньки! Хотя и за ним тщательно наблюдали враги и конкуренты. Этого аспекта никогда не упускал Гейдрих, потом добавился Шелленберг, подслеживал за шефом Майзингер. И – ничего. Все, что мы знаем, не выходило за рамки приличий обычного «среднего» немца. Выпить он любил, но головы при этом не терял и алкоголиком не был. Предпочитал простую водку. Курил дешевые сигареты, иногда баловал себя сигарами, тоже самых дешевых сортов. Оставался старым холостяком. Но не был ни импотентом, ни гомосексуалистом – такое его крестьянской натуре вообще претило. Когда Гейдрих во время «оттягиваний» по злачным местам брал его в качестве компаньона, бывало, что и Мюллер развлекался с кем-нибудь из дамочек. Однако каких-либо постоянных приятельниц он не имел.
О причинах мы можем только догадываться. То ли за этим стояла какая-то давняя любовная драма. То ли так вышло случайно – сперва не нашлось подходящей женщины, а потом не до того стало. То ли он пришел к выводу, что отсутствие прочных житейских связей делает его менее уязвимым. Может, в глубине души сомневался в прочности нацистского режима и считал, что в таких условиях целесообразно заботиться только о себе, не обременяя себя лишней «обузой»? Истинного ответа на эти вопросы мы не узнаем никогда. А для всех окружающих он всецело связал себя с работой. Нередко дневал и ночевал у себя на Принц-Альбрехтштрассе, и все сослуживцы и начальство привыкли к этому. Его фигуру и не мыслили в отрыве от работы, он получил прозвище «Мюллер-гестапо».
Как ни удивительно, никто даже не интересовался его боевым прошлым. Хотя летчики были у нацистов в чести. Этим хвастались Геринг, Гесс, а Гейдрих очень гордился, научившись водить самолет. Во время войны он специально ездил в Норвегию, чтобы совершить несколько боевых вылетов и получить причитающуюся награду. За Мюллером подобного не замечалось. Он никогда не хвалился прежними подвигами. И вообще о прошлом не распространялся. Был человеком «в себе». А другим, получалось так, никакого дела не было до его личности. Точнее – его, пожалуй, и не представляли в качестве «личности».
Наверное, во многом авторы таких оценок ошибались. Ведь о чем-то он думал кроме дел, которые приходилось вести. Какие-то личные планы вынашивал. Какие-то мечты… И многие его высказывания выдают в нем человека довольно начитанного. То есть какой-то досуг у него был и посвящался не только бутылке «кюммеля». Но «крестьянская» внешность и нарочито грубоватые манеры сбивали с толку разных интеллектуалов, вроде Шелленберга. Они побаивались, но и презирали Мюллера. Наверное, даже и не представляли, что этот неотесанный мужлан может о чемто думать и мечтать. Везет свою грязную работу – ну и везет, большего от таких ожидать не приходится. Примерно так же «тонкая публика» относилась к нему во время его полицейской службы в Мюнхене – грязный «мусор»… Впрочем, он отвечал ей не меньшим презрением. По словам Шелленберга, «хотя он и проложил себе дорогу к вершине власти, он никак не мог забыть своего происхождения. Однажды он сказал мне с присущим ему грубым баварским акцентом: «Всех этих интеллигентов нужно загнать в угольную шахту и взорвать!»
Если мог, Мюллер мстил тем, кто относился к нему свысока. Например, очень хорошо развлекся, подбросив Гейдриху материал о встрече Шелленберга с его женой. А потом они оба развлеклись. Неизвестно, вправду ли Гейдрих приревновал или просто решил поиздеваться над подчиненным, но он взял Мюллера и пригласил Шелленберга в турне по кабакам. И в одном из них объявил, будто дал ему яд, потребовав во всем признаться, за что обещалось противоядие. Шелленберг так испугался, что даже во время написания мемуаров верил, что яд ему дали всерьез (а потом, в тот же бокал плеснули «противоядие» – мартини). Надо думать, Мюллер при этом потешался от души.