Агенты Берии в руководстве гестапо

Гейдрих умер 4 июня. Гитлер потребовал образцового отмщения. 3 тыс. евреев из лагеря Терезиенштадт отправили в Освенцим для уничтожения. А в чешских тюрьмах расстреляли около 3 тыс. человек. И была уничтожена деревня Лидице. Ее жителей, более 200 мужчин, расстреляли, столько же женщин и около сотни детей отправили в концлагеря. Правда, к этой акции Мюллер отношения уже не имел, она проводилась по приказу государственного секретаря Карла Франка командой из дивизии СС «Принц Ойген» под руководством гауптштурмфюрера Ростока. А шеф гестапо вернулся в Берлин, чуть позже забрав к себе понравившегося ему Паннвица.

Как уже отмечалось, возвышение Гейдриха Гиммлеру очень даже не нравилось, поэтому взращивать нового конкурента он не желал. И, заручившись согласием фюрера, на траурном совещании после похорон Гейдриха объявил, что преемника ему пока назначать не будет. А руководство РСХА временно взял на себя. Гиммлер замкнул на себя и координацию по делу «Красной капеллы». К Мюллеру он относился с прохладцей – предпочитал своего любимчика Шелленберга. Доходило до того, что обсуждал вопросы с ним одним, бесцеремонно выпроваживая шефа гестапо из кабинета. И когда в июне-июле 1942 г. потребовалось представить доклады по борьбе с русской разведкой для Гиммлера и Гитлера, Мюллер сам попросил Шелленберга, чтобы тот докладывал один. Говорил: «Очевидно, ваше лицо нравится ему больше, чем мое баварское рыло» или: «Вас встретят с почетом, а меня могут и выгнать». Позже Шелленберг предположил, что Мюллер это делал, уже тогда намереваясь выключиться из активной работы против русских.

Но сие более чем сомнительно. Во-первых, Шелленберг тут противоречит сам себе. Поскольку в докладе, который подсунул ему Мюллер, шеф гестапо, наоборот, «тянул одеяло на себя», всячески преувеличивая заслуги своих органов в ущерб абверу и службе радиоперехвата. И искажение было столь явным, что Шеллерберг, представивший такой документ, получил нахлобучку от Гиммлера. А во-вторых, Мюллер не отстранялся от работы против русских, а, напротив, всячески старался монополизировать ее. Объяснение может быть трояким. Или шеф гестапо и впрямь уже задумал рискованную комбинацию, но на всякий случай отодвигался «в тень». Или как раз из-за необъективности доклада и преувеличения собственных заслуг счел, что лучше это протолкнуть через другого. Или, что вероятнее всего, «подставлял» Шелленберга. Поскольку, по большому счету, германским спецслужбам было еще нечем похвастать. Основная часть агентуры русских (и, главное, берлинские каналы утечки стратегической информации, поисками которых интересовался Гитлер), так и оставалась невыявленной. Так что докладчик рисковал навлечь на себя гнев не только рейхсфюрера СС, но и самого фюрера.

А советская разведка работала. Нацисты тоже старались развернуть свою радиоигру по плану операции «Медведь». Треппер сообщил в Центр о провалах в Бельгии и Голландии. И капитан Ефремов, услышав в эфире позывные «Германа», об аресте которого знал, также предупредил Москву, что тот работает под контролем. Но… по непонятным для разведчиков причинам Центр продолжал выходить на связь с «Германом». Стокгольмская резидентура в это время готовила вторую операцию по передаче Шульце-Бойзену деталей для мощной рации и элементов питания. Однако уже не успела это сделать. (Воскресенская З. «Под псевдонимом Ирина», комментарии полк. Э.П. Шарапова. М., 1997).

16 июля 1942 г. в деле «Красной капеллы» произошел прорыв. Отдел дешифровки постепенно, в поисках какойнибудь информации, которая могла бы навести на след агентов, разбирал радиограммы, записанные ранее, до того, как в руках немцев оказался шифр. И прочел вдруг старый приказ «Кенту» съездить в Берлин для налаживания связи. Где давались три адреса агентов из германской организации. За ними сразу была установлена слежка. И клубок быстро стал раскручиваться. Выяснилось, что молодые аристократы и интеллигенты, составлявшие группу, были убежденными коммунистами, но отвратительными конспираторами. Даже удивительно, как они раньше не попали на заметку гестапо.

Обменивались информацией и назначали встречи открытым текстом по телефонам, незашифрованными письмами по почте. И даже считали нужным заниматься столь несвойственным разведке делом, как коммунистическая агитация. Был случай, когда Шульце-Бойзен посреди улицы выхватил пистолет и угрожал расстрелом одному из подручных за невыполнение агитационной миссии на каком-то заводе.