Ларки все до одного сидели в позе медитации перед гигантскими чернеющими стволами ракхаши, а на самих деревьях то тут, то там распускались перламутрово-розовые бутоны и ослепительно вспыхивали золотыми сердцевинами. Дыхание на миг перехватило. В первую секунду мне показалось, что Вечный Лес загорелся, но это было не так. Золотистый свет пронизывал пространство и мерцающими каплями бриллиантов рассеивался по широким плотным листьям, ложился на скукоженную шоколадно-коричневую кору ракхаши и всеми оттенками от соломенного до огненно-медного отражался в светлых волосах ларков.
Это было так красиво, что сложно было пошевелиться. Лёгкие наполнил сладкий медово-пряный аромат распускающихся ракхаши, голова закружилась как от бокала шампанского на голодный желудок. На Цварге был обычай запускать в небо бумажные фонарики, но он не шёл ни в какое сравнение со вспыхивающими лепестками великолепных цветов.
– Лейла?
Я повернула голову и с удивлением обнаружила Арх-хана. Я его не видела с ночи, когда он, уставший и неожиданно уютный, если это слово вообще применимо к ларкам, в пижамных штанах лёг позади и крепко прижал меня к своей груди. Внутри что-то защемило. На нём снова была короткая кожаная юбка, наплечники, ремни, перетягивающие мощную грудь, чешуйчатые наручи, а длинные волосы убраны в многочисленные косы и дреды с крошечными колокольчиками и стеклянными бусинами… Единственное, что отсутствовало в привычном облике воина – ножны с дентайром. Судя по выражению лица, он был потрясён моим присутствием не меньше, чем я – мерцающими в ночи бутонами ракхаши.
– Ты что тут делаешь?! Я же просил Раису остаться с тобой!
– Я… пришла посмотреть… на цветение… – пробормотала, застигнутая врасплох вопросом вождя. – А что, нельзя было?
Арх-хан прикрыл глаза с непонятным мне выражением лица. На какой-то миг его черты исказились, брови нахмурились, губы скривились, вокруг рта появились глубокие складки. Это было похоже на смесь досады, непонятной боли и огорчения, но миг прошёл – и вождь тихо выдохнул, смирившись.
– Значит, тебя привели сюда Духи Предков. Что ж, на всё их воля.
– Это я её сюда привела, но если тебе так легче считать, то на здоровье, – неожиданно в наш разговор влезла Моник.
Я потрясённо обернулась на таноржку, которая позволила себе невоспитанно ответить вождю клана, но тот, на удивление, не повёл и бровью, словно сейчас, в эту самую минуту, Моник имела право говорить «ты».
«Все равны перед волей Духов Предков», – мелькнула догадка в голове.
Бутоны продолжали раскрываться один за другим, освещая кобальтово-фиолетовое небо огнями, словно тысячи крошечных бумажных фонариков, запущенных в бескрайнюю синеву. В какой-то момент огней стало так много, что было больно смотреть на деревья. Они ослепляли похлеще, чем муассанитовые горы в полдень, многократно отражающие солнечный свет. Воздух постепенно становился горячее. Тяжелее. Слаще.
– Ракхаши расцвели, – тихо прошептал Арх-хан.
И в этот момент один из цветков сорвался и полетел на землю, роняя пыльцу. Там, где золотые песчинки касались влажного дёрна, они оборачивались дымом, а когда само соцветие упало, то и оно превратилось в клочок тумана. Первый цветок упал на землю, второй тоже, а третий – на ларка с изображением бахруна на крупных бицепсах. Пыльца рассыпалась по бронзовой коже и задымила. Мужчина не дёрнулся, совсем нет, наоборот – медленно расплёл ноги, грациозно поднялся с места и текущей походкой двинулся к ракхаши, оставляя за собой след густого дыма. Я, потрясённо охнув, приложила руки к груди. Что он делает? У него же кожа горит!
– Его выбрали ракхаши, – прокомментировал Арх-хан и, словно прочитав мои мысли, добавил: – Это великая честь.
– Как же нам повезло, что ларки такие религиозные и не понимают очевидного, – прошептала на ухо Моник с другой стороны. Я обернулась на таноржку и заметила, что она часто дышит через рот, а над верхней губой выступили капельки пота. – Думаю, это что-то вроде реакции соляной кислоты с аммиаком, впрочем, неважно. Я достану этот цветок! Достану!
– Моник, ты точно не пила антидепрессанты? – пробормотала я, глядя, как нездорово расширились зрачки блондинки и подрагивают её руки.
Внутри нарастало непонятое тянущее чувство. Тягучее, как пряный мёд, будоражащее, как игристое вино, вяжущее, как недозрелая хурма. Температура воздуха нарастала, я поймала себя на желании содрать одежду. Как же жарко…