Агата и тьма

Были и те – и американцы, и лондонцы, – для кого затемненный город, особенно зимний, был прекрасен. В воздухе стоял острый свежий запах. В любое время года американцы находили Лондон пахучим: город без центрального отопления, жгущий «длиннопламенный» уголь, тот маслянистый сланец, который, сгорая, оставляет особый резкий запах. Даже местные жители чувствовали, что в городе действительно на удивление хорошо пахнет: бензиновых паров почти не стало из-за очень малого количества автомобилей на улицах (зато конных повозок стало больше – с их собственными ароматами).

Лондон в лунном свете мог демонстрировать архитектурные чудеса своих строений. Влюбленные – будь то помолвленные парочки или мимолетные союзы – могли, взявшись за руки, гулять вдоль залитой луной Темзы или по уютным улочкам, наслаждаясь романтическим спокойствием затемнения… или это было затишье? Луна ведь может осветить путь бомбардировщику…

Ночной Потрошитель – пресса продолжала вбивать в головы это прозвище – не любил лунного света: его защищала темнота, он убивал в тишине, делая своими жертвами уличных девок, хотя и респектабельная леди, идущая в одиночестве, как Эвелин Маргарет Гамильтон, тоже могла быть принята им за добычу.

Если вышедших поразвлечься работниц фабрик и школьниц в Вест-Энде вдруг оказалось больше, чем закаленных проституток, то причина была в том, что эти последние поняли, что их избрали жертвами, и боялись выходить, зная, что улицы, на которых они обычно охотятся, стали охотничьими угодьями другого хищника, гораздо более опасного, чем они. Он нанесет новый удар, этот новый Потрошитель – в этом сомневаться не приходилось: жажда крови держала его в своих жестоких когтях.

Джек-Потрошитель убил свои восемь или более жертв за период, растянувшийся больше чем на год.

Но даже Джек-Потрошитель не убивал четырех женщин за пять дней.

8. Выжившие

Женщина сидела напротив инспектора Гриноу в его временном кабинете в полицейском участке Тоттенхэм-Корт-роуд, положив одну стройную, словно мореную, ногу на другую и скрестив на весьма внушительной груди руки.

Десять лет назад чертами своего сердцевидного личика она могла бы соперничать с любой молодой киноактрисой, но сейчас, в тридцать пять, эти черты застыли наподобие маски – что, конечно, только подчеркивал густой макияж: поддельная родинка, алое пятно немаленьких губ… В ярком свете помещения неровно наложенная косметика была очень заметна, неприглядным образом забившись в щербины нарумяненных щек. Густо-синие глаза прятались под тяжелыми веками, светлые же волосы все-таки не были крашеными, а составляли наследие нордических предков. Несмотря на вульгарность женщины, Тед Гриноу легко мог понять, почему какой-нибудь простофиля захочет расстаться с несколькими шиллингами ради ее внимания.

– Вы мне не верите, да, шеф?

– На тысячу фунтов ты долго сможешь шиковать, Грета.