Агата и тьма

Следователи у Агаты в романах могли собрать группу подозреваемых в библиотеке, чтобы обсудить улики и разоблачить злодея, который вежливо поучаствует в этом процессе – вплоть до того, что протянет руки для наручников. В реальной работе полиции – и в жизни Гриноу – единственным направлением расследования в этот момент был опрос почти бесконечной череды уличных шлюх. Он переговорил уже с сотней девиц (а в целом через участок их прошло примерно пять сотен): иногда разговор длился всего несколько минут, а иногда (как в случае с Гретой) – достаточно долго.

Необходимость полагаться на таких свидетелей, как Грета, совершенно не радовала Гриноу: ведь эти девицы по своей профессии были лгуньями, – даже без учета предложенных бульварной газетой тысячи фунтов.

Телефон пронзительным звоном вывел его из этих раздумий – и в ухе раздался обманчиво убаюкивающий баритон Фреда Черрилла, эксперта-дактилоскописта.

– Я поддерживаю соображения миссис Кристи насчет отпечатков на подсвечнике с камина у Лоу, – сказал Черрилл. – Правша, выдирая свечу из подсвечника, наверняка возьмется левой рукой за подставку, а правой схватит свечу. Процесс будет обратным в случае левши.

«Теперь у нее и чертов Черрилл стал мыслить, как автор детективов!»

– На самом деле, – проговорил Гриноу, затягиваясь сигарой, – она предпочитает «миссис Маллоуэн». Но она очень наблюдательна под любым именем.

– Вот именно. Эти следы в пыли на туалетном столике в квартире Жуаннэ могут оказаться полезными. Но пока отпечатки из квартиры Лоу не слишком много дали.

– Почему это? Опять смазанные?

– Нет, они просто отличные: словно из учебника. Вдобавок к подсвечнику идеальные отпечатки нашлись на недопитом стакане пива и на ручном зеркальце. Просто у нас в картотеке этих отпечатков нет.

– Как могло получиться, что такая злобная тварь, как наш Потрошитель, не имеет приводов в полицию?

– Вот не имеет. Может, он поздно созрел. Или он американский солдатик, как пишут. Но как только ты найдешь подозреваемого, Тед, у нас будут превосходные отпечатки, чтобы его проверить. Больше улик не было?

– Из квартиры Жуаннэ ничего, кроме того, что заметила миссис Маллоуэн. О, я еще нашел рулон широкого лейкопластыря в ящичке того же туалетного столика.

– Лейкопластырь, гм… В этом есть что-то значимое?

– Может, и нет. Но из ленты вырезан небольшой прямоугольник – я бы сказал, недавно. Если его использовали, чтобы заклеить один из украденных предметов… ну, надежда с нами всегда.

– Как и разочарования. Кстати, в свинарнике Жуаннэ хороших отпечатков нет, а я собирал и обрабатывал их лично, прямо на месте.

Гриноу хмыкнул:

– Ну, безотносительно отпечатков, это явно был тот же человек. Эти убийства очень характерны своим зверством.

– Совершенно верно. Спилсбери подтвердил, что порезы и удушение указывают на левшу, как и мои отпечатки пальцев. Похоже, мы близки к цели.

– И в то же время очень далеки от нее, – сухо отозвался Гриноу. – Спасибо, Фред.

– Бывай здоров, Тед.

Из всех рассказов проституток самые интересные касались аристократичного гражданского клиента, который представлялся то герцогом, то графом – и чей лоск исчезал, как только дело доходило до секса. Он был груб. Некоторые женщины утверждали, что он «душил» их во время акта… как выразилась одна: «В шутку, знаешь ли».

Гриноу дежурил по две смены подряд, и ему пришлось отказаться от щедро предложенных Агатой билетов на премьеру ее пьесы. Он подумал, что актеры сейчас как раз на подмостках – был уже вечер, затемнение началось – и понадеялся, что его приятельница получает от спектакля удовольствие и что ее вымышленные убийства публика принимает хорошо. Эти мысли по иронии судьбы предшествовали первому реальному прорыву в расследовании.

Филлис О’Двайер – проститутка, чьи подруги упоминали о ее столкновении с «зверским» клиентом, который вроде пытался ее убить, наконец явилась сама.

Привлекательная женщина тридцати с лишним лет, чьи черты застыли в холодной неподвижности, сидела, скрестив стройные ноги в шелковых чулках, и курила, время от времени выпуская кольца дыма. Глаза у нее были голубые, широко расставленные, лицо тоже сердечком, с фальшивой родинкой. Волосы были того рыжего цвета, что неизвестен Богу, но хорошо знаком дамским салонам Вест-Энда. На ней был черный костюм с поразительной красной шелковой блузкой – из той дешевки, которая может неожиданно оказаться дорогой.

– Вы меня ищете, как я слышала, – сказала она. У нее был ломкий голос, пострадавший за долгие годы обильной выпивки и слишком громких воплей… возможно, слишком частых пьяных воплей. – Я вообще-то не пряталась. Неужели столько чертовых полисменов не могли найти одну рыжую малышку?

В Филлис было метр семьдесят роста, а весила она все шестьдесят пять килограммов, не меньше.

– Просто удивительно, – согласился Гриноу, раскуривая новую сигару, – что только ни находится, когда речь заходит о тысяче фунтов.

Филлис сверкнула глазами:

– Я не врать пришла, шеф. Я до смерти перепугалась, честно. Господи, я уже решила, что труп.

Откинувшись на спинку кресла и скрестив руки, Гриноу предложил: