Активно начали обживать в XIX столетии Шанхай и японцы. Через него они начали продвигать свое влияние на огромный Китай. Там же они отрабатывали свои разведочные схемы. Таможня, телеграф и телефон, банки и пароходные компании, клубы и газеты, гостиницы – вся деловая жизнь Шанхая находилась под контролем «великой разведочной комиссии» Японии. Весь город был разбит на наблюдательные участки, в каждом из которых была главная штаб-квартира. В эти «гнездовья» днем и ночью стекалась информация, полученная от тысяч японских агентов-осведомителей – портье, сапожников, торговцев, нищих, банковских клерков и пр. В районах информация сортировалась, обрабатывалась, и в конечном итоге попадала в японское Генеральное консульство, а уже оттуда – в Японию.
Не упустили из виду осведомители Одагири[78] и появления в Шанхае официальных российских представительств. К каждому был приставлен персональный наблюдатель, в число осведомителей военных агентов внедрялись свои люди, снабжавшие русских шефов тщательно подобранной дезой.
Попал под пристальное наблюдение японской спецслужбы и Павлов. Однако роль его так и осталась Одагири до конца не разгаданной: он мог оперировать только данными наружного наблюдения. Сильно подозревая, что русский дипломат, нежданно-негаданно свалившийся из Кореи ему на голову, выполняет в Шанхае деликатные тайные поручения, наносящие ущерб Японии, доказательств японский консул не имел.
Лег на стол японского консула и рапорт о доставке Павловым во Французское консульство таинственного большого ящика.
Агенты сумели проследить «обратный» путь этого ящика до порта и даже судна, которое привезло его в Шанхай. Таможня доложила: в ящике – вино из Тонкина. Поразмыслив, Одагири отложил этот рапорт в пачку незначительных. Во-первых, проживал Павлов на территории Французской концессии, и его визит к главе этого поселения не был чем-то необычным. Во-вторых, что у французского дипломата, по донесениям той же агентуры, был день рождения, и десятки людей приносили в этот день свои букеты и подарки.
Ну а то, что военный агент в Шанхае полковник Дессино игнорировал, по сути дела, посольские поручения, в конечном итоге сослужило резидентуре Павлова добрую службу: ему удалось уберечься таким образом от осведомителей Одагири, успешно внедренным им в тайные штаты полковника.
Не прошло и недели после достопамятного визита Павлова к французскому дипломату, как он получил от него известие о том, что «невеста» прибыла в Шанхай и не имеет ничего против «выгодной партии» с достойным «женихом». Дополнительно сообщалось, что ночевать «невеста» нынче будет во французском консульстве.
Обрадованный предварительным согласием французского журналиста работать на русскую разведку, Павлов немедленно отбил шифровку в Ставку наместника: не называя имен, он сообщил Алексееву, что найден человек для выполнения агентурной работы в Японии – что, естественно, потребует дополнительных ассигнований.
Адмирал Алексеев против ничего не имел, однако потребовал назвать имя агента – это было его непременным условием финансирования каждого нового разведчика. Скрепя сердце, Павлов сообщил в Ставку имя французского журналиста, и только после этого получил добро на его вербовку.
Нежелание Павлова сообщать в штабы имена своих осведомителей и агентов неоднократно мотивировалось им, но «сидящий на денежном мешке» Алексеев был неумолим. И каждый раз устраивал начальственную выволочку «легкомысленному» дипломату за его попытки сорить государевой казной.
Едва дождавшись назначенного часа, Павлов поспешил в Генеральное консульство Франции. И был тут же представлен Франсуа Бале.
Шарль любезно предоставил для приватной беседы переговорную комнату консульства, лишенную окон, и, стало быть, возможности соглядатаев каким-либо образом подсматривать и подслушивать происходящие там секретные переговоры. Оценил Павлов, дожидавшийся в переговорной газетчика, двойные стены, потолок и толстенный ковер на полу, приглушающий звуки речи. Прошло несколько томительных минут ожидания, и в переговорной появился Бале.
Справедливости ради надо отметить, что первое впечатление Павлова от знакомства с французским журналистом и будущим агентом было для того нелестным. Француз явился на встречу зевающим, в домашнем пушистом халате, с сеточкой для волос на голове и даже в наусниках[79]. Извинившись перед слегка шокированным гостем за домашний наряд, Бале легко объяснил, что слишком устал от практически бессонных ночей в Японии и в дороге оттуда, что он не думает, что разговор затянется на полночи, и что после беседы с мсье Павловым он снова заляжет в постель.
– Итак, мсье вам нужны самые свежие новости из Японии, – захватил инициативу Бале. – Можете ли вы обозначить круг своих интересов – чтобы нам с вами сразу стало ясно, смогу я быть вам полезен или нет. А в случае достижения между нами согласия, это поможет нам определить сумму моего гонорара…