Афродита размера XXL

   Оживленно болтая про инсультную бабушку, я утащила покорного Сашку на четвертый этаж. Вход в тамошнее отделение был свободен (похоже, у пульмонологов в отличие от реаниматологов День открытых дверей), и мы не замедлили войти. Быстро-быстро – я шагом, оболваненный Сашка в вольном стиле «спотыкач» – прошествовали по коридору и вышли на боковую лестницу. Сделано это было, разумеется, не для того, чтобы в скоростном режиме насладиться картинами жизни и быта отделения, а с целью запутать следы.

   На боковой лестнице я прекратила изображать из себя сладкую идиотку, отклеилась от Сашки и заговорила своим нормальным голосом, сохранив, правда, высокий темп речи:

   – Спокойно, Саня, я не чокнулась, это было представление для того парня на лестнице – он из милиции, ждал тебя. Шевелись, будем отсюда убираться, у меня во дворе машина!

   Не скажу, что эта информация вернула Сашке нормальный цвет лица, но притормаживать он перестал, так что минут через пять мы с ним уже сидели в машине и выезжали с больничного двора. Я сосредоточенно выкручивала руль, объезжая «Скорые», а Сашка держался за голову: выходили мы через цокольный этаж с низкими потолками, парень в спешке забыл пригнуться и крепко приложился лбом о притолоку.

   – Паспорт с собой? – спросила я, оценив его бледность. – Если с собой, можем заехать в травм– пункт, а то вдруг у тебя сотрясение мозга. Давай? Только без паспорта не примут.

   – Нет у меня ни паспорта, ни сотрясения, – нелюбезно ответил Сашка.

   Я не стала настаивать. Приближался обеденный перерыв, на улицах было тесно от машин. Моторизированные офисные работники торопились к кормушкам, в нетерпении то и дело нарушая правила дорожного движения. Чтобы не попасть в ДТП, я была предельно внимательна и на разговоры не отвлекалась. Сашка тоже общаться не рвался, сидел тихо, смотрел в окошко и помалкивал. Я только удивлялась его выдержке: надо же, ни единого вопроса не задал!

   С непроходимостью дорожного тракта боролись минут тридцать, пока не пробились на окраину. Там рулить стало полегче, и я первая не выдержала, нарушила затянувшееся молчание:

   – Не хочешь узнать, куда мы едем?

   Сашка нехотя повернул голову:

   – Куда мы едем?

   – За город, – ответила я. – Твоя мама просила увезти тебя из Екатеринодара, чтобы держать подальше от следствия по делу об убийстве Марии Петропавловской.

   Сашка вздрогнул и снова отвернулся. Я с запоздалым раскаянием подумала, что тема гибели любимой женщины для парня наверняка очень мучительна, так что надо бы мне с ним поделикатнее…

   – Есть предложения по поводу пункта назначения?

   – Мне все равно, – глухо ответил Сашка.

   Я сочувственно посмотрела на белобрысый затылок с трогательными мальчишескими вихрами. Бедный пацан, каково ему сейчас!

   – Если все равно, то едем в станицу Верховецкую.

   Сашка промолчал, но я уже разговорилась и не могла остановиться. Мне хотелось объяснить своему пассажиру, почему из сорока трех районов края я выбрала именно этот.

   – Не спросишь, почему в Верховецкую?

   – Почему в Верховецкую?

   Спросил, но голос совершенно безразличный!

   – Потому что именно туда ездила этим летом Маша со своим малышом.

   Он даже не обернулся:

   – И что?

   – А то, что никто не знает, где сейчас этот малыш! – я начала сердиться. – Или ты знаешь?

   – Не знаю, – в голосе по-прежнему ноль эмоций.

   Это меня разозлило. Я все понимаю: Сашка молодой пацан, сам еще почти мальчишка, но раз уж сумел сделать ребенка – умей и ответственность за него нести!

   – Не знаешь или не хочешь знать?

   Прежде чем ответить, Сашка подумал. Это мне понравилось – все-таки примеряется парень к тяжести родительского долга.

   – Хочу.

   – Отлично, – с облегчением выдохнула я. – Тогда едем в Верховецкую.

   На этом принципиальный разговор закончился. Минут через сорок Сашка предложил сменить меня за рулем, я согласилась, и за два часа пути мы не обменялись и тремя словами.

   – М-му-у-у! – с трагическим надрывом проревел мне в ухо густой животный бас.

   С перепугу я так дернулась, что только пристегнутый ремень безопасности удержал меня в кресле.

   – Му!

   В окошке рядом со мной маячила печальная коровья морда.

   – Брысь отсюда! – воскликнула я и поспешно подняла стекло.

   Буренка стояла бок о бок с нашей машиной, не позволяя мне открыть дверцу и выйти. С другой стороны «шестерки» осады не было, так что Сашка беспрепятственно вылез из автомобиля и курил на обочине, стоя спиной ко мне, лицом к народным массам. Упомянутые массы в большом количестве имелись в поле, где происходил сезонный апофигей крестьянской жизни – уборка картофеля силами какого-то детско-юношеского коллектива. Меньшая часть младых сборщиков плодов чужого труда рассредоточилась по полю, большая группировалась вокруг юноши с гитарой. В хрустальном воздухе болезненно звенели фальшивые аккорды и ломкие голоса певцов и певиц. Пара фигуристых барышень в тугих трикотажных штанах и коротеньких курточках лениво выплясывала вокруг перевернутого ведра. Юноши – и Сашка Торопов тоже – подбадривали красных девиц возгласами.

   – Эй, добрый молодец! – позвала я. – Встань ко мне передом, к полю задом!