Афоризмы

Я не вникал в переговоры с немецкими государями; после победы при Аустерлице я увлек их за собой; они пытались объединиться со мной все время, пока я был победителем. Александр может проделать с ними то же самое, победив пруссаков и австрийцев.

CCCXLVII

Монарх никогда не избегает войны, если он ее хочет; а когда его вынуждают к войне, он должен поторопиться обнажить шпагу первым, чтобы совершить активное молниеносное вторжение, в противном случае все преимущества будут на стороне агрессора.

CCCXLVIII

Локк дает искусные определения и умело распоряжается, но с логикой у него плохо.

CCCXLIX

Если бы в империи Тиберия были якобинцы и роялисты, у него не было бы времени на всякие франтовские развлечения.

CCCL

Привычные места полемик вышли из моды, и полемики заняли место в политике.

CCCLI

Я установил отличия таковыми, какими они должны быть по моему мнению; а именно: я поставил их в соответствие титулам и трофеям; мое дворянство — не феодальное старье; капралов я сделал баронами.

CCCLII

Будь я одним из тех правителей, за которых все делают другие, а сами они не предпринимают ничего, я бы согласился только на королевство за Луарой.

CCCLIII

Не думаю, что Франция когда-либо лучше осознавала, что такое порядок, чем под моим правлением.

CCCLIV

Состоявшийся государь должен вести себя как Цезарь, обладать манерами Юлиана и добродетелями Марка Аврелия.

CCCLV

Человек должен повиноваться узде, которая на него надета сейчас, а не той, что была раньше.

CCCLVI

Спрашивать, насколько религия необходима политике, то же самое, что спрашивать, насколько необходима операция человеку с опухолью; все зависит от благоразумия врача.

CCCLVII

Этот краснобай Тацит говорит, что опасно оставлять в живых тех, кто был однажды разорен; я убедился в этом на собственном опыте!

CCCLVIII

После неудачи под Москвой меня сочли умершим для политики; мою личность и имя оставили в воспоминаниях; три месяца спустя я появился вновь во главе двухсот тысяч солдат.

CCCLIX

Мое восемнадцатое брюмера имело грандиозные последствия: ведь именно с этого момента началось восстановление общественного порядка во Франции.

CCCLX

Когда награды сеются щедрой рукой, их подбирают преимущественно недостойные люди, а добродетельные самоустраняются. Никто не пойдет забирать награду на поле боя, если сможет получить ее в палатах.

CCCLXI

Я обнаружил, что и революционеры, и эмигранты ненасытно жадны к богатствам и привилегиям. Мне бы нравилось возвеличивать новых людей; но, не имея возможности делать это, я брал их как можно больше в рядах моих солдат.

CCCLXII

Во время моих кампаний в Италии Директория раскричалась; она пробовала подавать ноты протеста. Я отправил им слиток чистого серебра, и они затихли, а моя армия продолжила свое дело.

CCCLXIII

Со времен Карла Великого пехота всегда была в упадке. При моем правлении ни один французский гренадер не сомневался, что он способен самостоятельно одолеть врага.

CCCLXIV

Закон должен быть ясен, точен и единообразен; интерпретировать его — значит его искажать.

CCCLXV

Те, у кого в памяти остается много лиц, обладают наиболее живым воображением.

CCCLXVI

Если бы пираты были столь же политизированы, насколько храбры, в шестнадцатом столетии они основали бы великую американскую империю.

CCCLXVII

Странно, что в эпоху Просвещения суверены не видят надвигающегося шторма, пока он не обрушится.

CCCLXVIII

Слово либеральный, которое так сильно раздражает слух идеалистов, изобретено мной. И если я узурпатор, то они плагиаторы.

CCCLXIX

Слабый и нерешительный правитель будет презираем; но его участь еще хуже, если им управляет глупый и недостойный министр.

CCCLXX

До моего Гражданского кодекса законов не было, зато существовало пять или шесть фолиантов о законах, написанных с целью, чтобы судьи могли разрешать дела, не понимая

CCCLXXI

Марк Аврелий жил и умер в почете, ибо он получил империю мирным путем при благоприятных обстоятельствах. Такое счастье, вероятно, могло быть у моего сына.

CCCLXXII

Восемнадцатого фрюктидора я мог бы привести итальянскую армию в Париж и сыграть такую же роль, как в свое время император Север; но плод тогда еще не поспел.

CCCLXXIII

Когда, по возвращении из Египта, я высадился во Фрежюсе, Баррас и Сиюйес только препирались; один хотел восстановить короля, а другой — герцога Брауншвейга. Я их помирил.

CCCLXXIV

Гоббс — мрачный философ, а Монтескье остроумен.

CCCLXXV

Мораль республиканцев довольно свободна; они без колебаний позволяют себе всё, что идет на пользу им или партии; а уж конечно, что есть добродетель в республике, то преступление при монархии.

CCCLXXVI

Рабле уподобился Бруту в том, что притворился сумасшедшим, дабы избежать подозрений Тарквиниев.

CCCLXXVII