— Подожди-ка: Эвний и Анфис погибли не так! У них… у них были сердца!
— Ты еще не понял? Эвния и Анфиса убили, чтобы
Диагор провел рукой по лицу, словно желая сорвать с себя появившееся на нем выражение недоверия.
— Это невозможно… Они сожрали сердце Трамаха?.. Когда?.. До или после волков?..
Взглянув на Разгадывателя, который твердо и бесстрастно смотрел на него, он умолк.
—
В одно мгновение промелькнула тень, и послышался шум: тень была лишь неправильным, вытянутым многоугольником, который отделился от ближайшего к ним угла, и стремительно удалился, удлиненный луной. Шум сначала был прерывистым дыханием, а потом поспешными шагами.
— Кто?.. — вскрикнул Диагор.
Гераклес отреагировал первым.
— Кто-то следил за нами! — воскликнул он.
Он бросил свое тучное тело вперед, заставляя его бежать. Диагор быстро обогнал его. Силуэт — мужчина ли, женщина ли, — казалось, катился вниз по улице, пока не скрылся в темноте. Запыхавшись и тяжело дыша, Разгадыватель остановился.
— Да ну, бесполезно!
Они снова сошлись. Щеки Диагора горели румянцем, а девичьи губы казались накрашенными; он поправил изящным движением волосы, вдохнул пышной грудью воздух и сладким голосом нимфы произнес:* [* Я хотел бы просить читателя не принимать во внимание этот внезапный гермафродизм Диагора — он эйдетичен. Двусмысленность полов, доминирующая при описании второстепенных персонажей этой главы, теперь заражает и одного из главных героев. Она, кажется, указывает на девятый труд: пояс Ипполиты, где герою приходится столкнуться с амазонками (девицами-воинами, то есть жено-мужчинами), чтобы похитить пояс царицы Ипполиты. Однако я считаю, что автор тут позволяет себе определенную ядовитую насмешку над одним из самых «серьезных» героев всего произведения (я снова рассмеялся, представив себе Диагора таким образом). Это гротескное чувство юмора, на мой взгляд, не слишком отличается от чувства юмора моего тюремщика…]
— Удрал. Кто бы это мог быть?
Гераклес серьезно ответил:
— Если то был один из них, а я думаю, это так, с рассвета никто не даст за наши жизни ни обола. Члены этой секты не страдают ни малейшими угрызениями совести, и они ужасно хитры: я уже говорил тебе, что они, не колеблясь, воспользовались Анфисом и Эвнием, чтобы отвлечь нашу мысль… Оба они наверняка были членами общества, так же как Трамах. Теперь все понятно: причиной страха, который я заметил в Анфисе, был не Мснехм, а мы. Несомненно, его старейшины посоветовали ему просить назначения подальше от Афин, чтобы мы не смогли его допросить. Но поскольку наше расследование продолжалось, секта решила принести его в жертву, чтобы отвлечь наше внимание на Менехма… Я еще помню его взгляд, когда он стоял нагой в кладовой, тогда ночью… Как этот проклятый мальчишка меня провел!.. Что же до Эвмарха, не думаю, что он — один из них; возможно, он был свидетелем смерти Анфиса и вмешался, чтобы помешать им, тогда его тоже убили.
— Но тогда Менехм…
— Довольно важный член секты: он очень хорошо разыграл свою двусмысленную роль виновного, когда мы пришли к нему… — Гераклес скривился. — И, наверное, именно он обратил твоих учеников…
— Но Менехма приговорили к смерти! Его сбросят в пропасть!
Гераклес мрачно кивнул:
— Я знаю, и именно этого он и
— Нет! — воскликнул, почти вскрикнул Диагор. — Наслаждение не таково!
— Возможно,
Гераклес чуть было не испугался, увидев выражение лица Диагора: тот словно бы старался смешать ужас с обидой и стыдом гротескным усилием мышц. Разгадыватель никогда его таким не видел. Когда он заговорил, голос точно соответствовал маске:
— Гераклес Понтор! Ты говоришь об ученике Академии! Ты говоришь о
Обыкновенно хранивший спокойствие Гераклес вдруг почувствовал, как его охватывает гнев: