Афинские убийства, или Пещера идей

Усевшись у стола в своей небольшой комнатке, Гераклес Понтор отложил свиток и отрешенно сосредоточился на большой извилистой трещине, которая спускалась с потолка до середины передней стены, когда вдруг дверь мягко распахнулась и на пороге показалась Понсика.

— Ко мне пришли, — произнес Гераклес, читая гармоничные волнистые движения узких ладоней и подвижных пальцев своей скрытой маской рабыни. — Мужчина. Хочет видеть меня. — Руки колыхались одновременно, десять голов пальцев разговаривали в пространстве. — Хорошо, впусти его.

Мужчина был высок и худ. Он кутался в скромный шерстяной плащ, пропитавшийся маслянистой чешуей ночной росы. Его хорошо очерченную голову увенчивала блестящая лысина, а на подбородке красовалась аккуратно подстриженная белая борода. Глаза его горели, но морщины вокруг них выдавали годы и усталость. Когда Понсика удалилась не говоря ни слова, вновь прибывший, не сводивший с нее глаз от удивления, обратился к Гераклесу:

— Правду ли говорят о тебе?

— А что обо мне говорят?

— Что Разгадыватели загадок умеют читать по лицам людей и по внешнему виду предметов так, будто это исписанный папирус. Что они знают язык притворства и умеют переводить его. Не из-за этого ли твоя рабыня прячет лицо под безжизненной маской?

Гераклес, поднявшийся за вазой с фруктами и кратером вина, усмехнулся и сказал:

— Видит Зевс, не мне перечить молве, но моя рабыня скрывает свое лицо скорее ради моего, а не ради своего спокойствия: лидийские разбойники похитили ее в младенчестве и во время одной из ночных попоек повеселились, покрыв ей ожогами лицо и вырвав язычок… Угощайся фруктами, если хочешь… Похоже, один из разбойников сжалился над ней или увидел возможность нажиться и удочерил се. А потом продал в рабство прислуживать у господ. Я купил ее на рынке два года назад. Она мне нравится: молчалива, как кошка, и трудолюбива, как собака, но черты ее лица мне неприятны…

— Понимаю, — сказал мужчина. — Тебе жаль ее…

— О нет, дело не в этом, — ответил Гераклес. — Они отвлекают меня. Слишком часто глаза мои соблазняет сложность окружающего: перед твоим приходом, к примеру, я сосредоточенно разглядывал эту интереснейшую щель в стене, се русло и притоки, ее исток… Так вот: лицо моей рабыни — бесконечный закрученный узел трещин, постоянная загадка для моего ненасытного взгляда, поэтому я решил спрятать его и заставил ее носить эту лишенную человеческих черт маску. Мне нравится окружать себя простыми вещами: прямоугольником стола, кругами кубков… простыми формами. Работа же моя, напротив, состоит в разгадывании сложного. Но будь добр, присаживайся… Вот фрукты, особенно хороши свежие смоквы. Я обожаю смоквы, а ты? Могу еще предложить чашу неразбавленного вина…

Мужчина, слушавший спокойные слова Гераклеса со все возраставшим удивлением, медленно опустился на ложе. На стене появился правильный круг тени, отбрасываемой его лысой головой при свете небольшой масляной лампы, стоявшей на столе. Тень от головы Гераклеса — толстого основания конуса с коротким пухом волос, серебрящимся на верхушке, — доставала почти до потолка.

— Спасибо. Пока я воспользуюсь ложем, — сказал мужчина.

Гераклес пожал плечами, сдвинул со стола листы папируса, придвинул вазу с фруктами, сел и взял смокву.

— Чем я могу тебе помочь? — любезно спросил он. Вдалеке раздался оглушительный гром. Помолчав, мужчина сказал:

— Даже не знаю. Я слышал, ты разгадываешь загадки. Хочу загадать тебе одну из них.

— Покажи мне ее, — ответил Гераклес.

— Что?

— Покажи мне загадку. Я разгадываю только те загадки, которые могу рассмотреть. Это текст? Предмет?..

Мужчина опять принял удивленный вид: сморщенный лоб, полуоткрытые губы, в то время как Гераклес аккуратно откусывал головку смоквы.*

[* Я перевожу буквально «головка смоквы», хотя не совсем понимаю, что имел в виду анонимный автор: возможно, речь идет о более толстой и мясистой части плода, хотя также может быть, что это часть около черенка. С другой стороны, вполне возможно, что эта фраза всего лишь литературный прием для выделения слова «голова», которое все больше и больше проявляет себя как эйдетическое.]

— Нет, ничего подобного, — медленно сказал он. — Загадка, с которой я пришел к тебе, была, но теперь исчезла. Это воспоминание. Или идея воспоминания.

— Как же мне разгадать такую загадку? — усмехнулся Гераклес. — Я могу перевести лишь то, что могут прочесть мои глаза. Дальше слов я не иду…

Мужчина с вызывающим упорством смотрел на него.