– Я никогда еще ни с кем не спал.
– Прочитав “Дьявола во плоти”, вы теперь только об этом и думаете?
– Я об этом думаю днями и ночами.
– В вашем возрасте это нормально.
– Хватит строить из себя взрослую. Вы тоже об этом думаете.
– Разговор у нас начинался хорошо, вы прочли Радиге. Теперь все пошло куда-то не туда.
– Не нахожу. Роман, после которого хочется говорить о сексе, это классно.
– По-моему, вам не стоит ограничиваться разговорами.
– Согласен. Пошли ко мне в комнату? В конце концов, вы моя учительница. Научите меня.
– Я учительница литературы.
– Вот и научите как в литературе.
Я засмеялась:
– У вас в лицее девочек нет?
– Вы бы их видели!
– Да бросьте! Раскройте глаза. Наверняка среди них есть очаровательные, я уверена.
– Мне не нужен утешительный приз.
– Ладно. Пожалуй, нам стоит проветриться. Вы интересуетесь цеппелинами. Что, если нам сходить в музей авиации?
– Цеппелин в музее авиации в столице такой маленькой страны, как ваша? Пойду посмотрю в интернете.
– Нет. Пойдем посмотрим настоящие!
Я встала. Мой ученик неохотно последовал за мной. Я ликовала, воображая, как вытягивается физиономия отца на его наблюдательном пункте.
– Это далеко?
– В парке Пятидесятилетия. Мы поедем на трамвае.
Судя по всему, Пий ни разу в жизни не садился в трамвай. У него был такой же перепуганный вид, как если бы я согласилась на его предложение о сексе. Я купила ему билет.
– Как вы добираетесь до лицея?
– Отцовский шофер отвозит меня на “феррари”.
Я села рядом с ним. Он с опаской смотрел в окно.
– Брюссель – красивый город, – сказала я. – И вот что любопытно: нужна ясная погода, чтобы это оценить.
– Почему?
– Потому что почти во всех домах окна выходят на две противоположных стороны. Когда день солнечный, свет проникает через стекла насквозь. И кажется, что Брюссель весь выстроен из лучей.
– Вы путешествовали?
– Немного. Меньше, чем вы.
– Я не путешествовал. Меня часто перевозили в разные места, которых я так никогда и не видел.
– Тем более стоит увидеть Брюссель.
После нескольких пересадок мы вышли у парка Пятидесятилетия. Пий явно был потрясен грандиозностью сооружений. В музее авиации я спросила, есть ли у них цеппелины. Мне ответили, что есть две кабины, или гондолы.
Я гордо сообщила это Пию, он пожал плечами:
– Это как если бы я хотел увидеть “роллс-ройс”, а вы бы сказали: у них есть два салона.
– Лучше, чем ничего.
– И потом, это музей армии, а вовсе не авиации.
– Вам должно понравиться. Вы же увлекаетесь военными делами.
Гондолы оказались впечатляющими. Они были потрясающе устроены внутри – как музыкальные шкатулки.
– А что бы вы сказали, если бы увидели цеппелины целиком! – пробурчал Пий.
Несмотря на его скептическую гримасу, я заметила, что он осматривает гондолы очень увлеченно. Я представила себе его за штурвалом в одной из них; он, видимо, тоже об этом подумал, потому что вдруг воодушевился, а когда раздался звонок, оповещавший о закрытии, помрачнел.
Из чего я заключила, что экскурсия ему понравилась. Мы сели на трамвай и поехали домой.
– Вы сегодня другая.
– Это потому, что вы первый раз видите меня вне дома.
– Нет. Вы были другой, уже когда пришли.
Я воздержалась от комментариев.
На завтра Грегуар Руссер атаковал меня с места в карьер. У себя в кабинете он не предложил мне сесть.
– Вы можете объяснить, что вчера произошло?
– Тут нечего объяснять. Мы с вашим сыном ходили в музей.
– Я плачу вам не за то, чтобы показывать моему сыну цеппелины.
– Знаю. Но в том, что касается литературы, вы можете оценить мой успех: Пий читает великие книги по собственному почину. Я вам больше не нужна, сдаю свои полномочия.
– Нет! Вы же знаете, насколько вы необходимы Пию.
– Ничего подобного.
– Вы единственная девушка, которую он видел за всю свою жизнь.
– Довольно! А то мне кажется, что я так и слышу его слова.
– Единственное, о чем я вас прошу, это не покидать гостиную во время занятий.
– Вас взбесило, что я вчера на два часа увела Пия из-под вашего надзора. А как вы справляетесь, когда он в лицее?
– Это разные вещи. Я что, по-вашему, вчера родился? Вы везете моего сына на трамвае – на трамвае “Желание” – предаваться желаниям в музее авиации, чтобы научить его чему? Роли метафор или сравнений?
– Вы спятили! Я ни минуты больше не останусь в вашем доме.
Случилось, однако, так, что в этот момент в кабинет неожиданно вошел Пий.
– Мне показалось, что я ясно слышал ваш голос.
– Какое право ты имеешь врываться без стука?
– Я сейчас приду, Пий. Ваш отец вручал мне гонорар, – сказала я, протянув руку к Руссеру, который с изумлением отдал мне мой ежедневный конверт.
Я села на диван и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
– Мне пригрезилось, или отец вас ругал?
– Ему не понравилась наша вчерашняя вылазка.
– Какой придурок! Чем он недоволен?
– Такой уж он человек, хочет все держать под контролем.
– Вы это почувствовали? Браво! Так оно и есть. Поэтому он и женился на дуре. Мою мать очень легко держать под контролем.
– А вас – нет.
– Вот именно. Отцу до смерти хочется узнать, что творится у меня в голове. Он с ума сходит оттого, что не знает этого.
– Храните свои секреты, Пий. Не говорите мне ничего.