Адвокат на час

– Прости, милая. – Марк поцеловал ее в щеку. – Я, конечно, болван. Но ты же знаешь, я всегда так реагирую, когда речь касается наших с тобой отношений. Почему мы должны скрываться, как школьники? Ведь мы любим друг друга.

– Я только прошу тебя немного подождать.

– Подождать чего?

– Ну… – она замялась. – Когда-нибудь все образуется, и мы сможем закрепить наши отношения.

– А что может произойти такого, чтобы твоя старуха сменила наконец гнев на милость?

– Ой, ну я не знаю, Марк! – умоляюще произнесла она. – Не пытай меня вопросами, просто подожди. Ну, я побежала. До завтра, дорогой!

Она скрылась за поворотом, а молодой человек нехотя побрел к автомобилю.

«Не лги, дорогая! – думал он, заводя машину. – Ты же прекрасно знаешь, что может развязать нам руки. Безвременная кончина твоей матери, упокой господь ее душу!»

Антонина скинула в прихожей мокрый плащ и провела рукой по волосам. «Выглядит убедительно, – подумала она. – Будто я, как обычно, добиралась до дома на автобусе. Вот и промокла, когда бежала под дождем. Если только охранник ничего не заподозрил».

Дверь в комнату, где располагался пульт охраны и мониторы, показывающие во всех подробностях, что делается в самом доме и его окрестностях, была открыта.

– Добрый вечер, Михаил!

– А? – отозвался охранник. – Добрый, добрый. Как погода?

– Дождь идет. Видите, промокла насквозь, – проговорила Антонина, пытаясь по лицу мужчины прочитать, заметил ли он машину ее друга. Но сделать это было непросто. Дядя Миша, как бывший работник органов безопасности, держал свои эмоции под контролем. Его лицо было непроницаемо, как маска. Он мило улыбался, говорил штампованными фразами, а потом писал докладные на имя хозяйки.

Вот и сейчас, безразлично взирая на среднюю дочь Дворецкой, Михаил не проявлял никаких эмоций. Он получил строжайший наказ Вероники сообщать обо всех случаях появления некоего М. в непосредственной близости от особняка. И старой деве не было нужды сообщать, что ее милый дружок сегодня все-таки совершил промашку. Проезжая мимо ворот дома, он остановился и несколько минут изучал окна, в которых сейчас уже должен был гореть свет…

«Ну, почему я позволяю так к себе относиться? – проговаривала Антонина привычные для себя фразы, поднимаясь по лестнице вверх. – Я – взрослая женщина и, в конце концов, имею право на личную жизнь». Но она прекрасно понимала, что у нее не хватит решимости повторить это матери вслух…

Тоня уродилась, как говорят, «не в мать, не в отца». Она не унаследовала внешней привлекательности родителей и с детства считалась «гадким утенком». Но если отец и нянюшка проявляли некоторый такт, жалея некрасивого ребенка, Вероника не утруждала себя деликатным обращением.

– Жалость унижает человека, – говорила она. – Антонина должна знать, что господь не одарил ее красотой. Это позволит ей сформировать характер и не стать легкой добычей для охотников за ее наследством.

Вопреки мнению матери, Тоне не удалось закалить характер. Многочисленные комплексы, терзающие девочку, превратили ее в запуганного, нервного ребенка. Она по большей части отсиживалась в детской и панически боялась общества матери. Едва завидев ее стройную фигуру в проеме двери, девочка впадала в ступор, вывести из которого Тоню не могли ни увещевания, ни окрики.

– Она еще и глупа, – со вздохом констатировала Вероника, не без облегчения покидая детскую…

Подростковый возраст не принес приятных сюрпризов. Гадкая уточка не превратилась в прекрасного лебедя, а по всем законам природы стала уткой, невзрачной и неповоротливой.

– Да тебе нужно выходить замуж за первого встречного, – с иронией бросала мать обидные фразы. – Чувствует мое сердце, просидишь ты на моей шее до старости.

Антонина молчала и со стороны казалась такой отрешенной, что ее можно было заподозрить в слабоумии. На самом деле в ее душе бушевала буря. Она ненавидела мать так же страстно, как и боялась ее.

Тем не менее внушения матери дали свои горькие всходы. Девушка наотрез отказывалась встречаться с молодыми людьми, подозревая всех в корыстных мотивах. Она избегала общества ровесников, не бывала в шумных компаниях и с этой точки зрения не доставляла Веронике никаких неудобств. Та в принципе была довольна сложившимся положением и даже назначила дочь руководить салоном красоты.

С обязанностями Антонина справлялась посредственно, поскольку так и не научилась общаться с людьми. Она до обморока боялась конфликтов, и в тот день, когда взволнованный администратор сообщил, что в мужском зале клиент отказывается оплачивать услуги, девушка почувствовала дурноту.

– Вы должны подойти. Он требует кого-нибудь из руководства.

Антонина направилась в мужской зал, чувствуя, что пол под ногами колеблется…

Клиент и вправду был разгорячен.

– Что это такое? – кричал он, размахивая расческой, как рапирой. – По-вашему, так стригут виски, а? Поглядите, что вы наделали сзади. Да глядите, глядите, не отворачивайтесь. А мне еще говорили, что в салонах Дворецкой стригут превосходные мастера.

Антонина застыла на пороге, не в состоянии сделать даже шага.