Что ж, время царствования императора-интеллектуала должно было быть благоприятным для творческих людей. Тем более что он искренне им покровительствовал. Не всем, правда, как мы уже убедились. Как пишет его античный биограф, «особенно близкими были ему философы Эпиктет и Гелиодор, а также — чтобы не называть их поименно — грамматики, риторы, музыканты, геометры, художники, астрологи; но выше всех, как говорят, он ставил Фаворина»[622]. Но именно последнему как раз и не повезло. Хотя он с Адрианом был ну очень осторожен. И кто знает, не счёл ли император сию подчёркнутую осторожность, от окружающих не скрываемую, за особо изощрённое издевательство над собой? Но Фаворин-то уцелел, а вот судьба Аполлодора из Дамаска заставляет вспомнить о гибели трёх великих деятелей римской культуры, при другом императоре-интеллектуале и эллинофиле погибших: Лукане, авторе поэмы «Фарсалия», философе Сенеке и авторе «Сатирикона» Гае Петронии. Расправой над великим архитектором Адриан действительно уподобился Нерону. Ключ к пониманию происшедшей трагедии даёт нам Дион Кассий и его характеристики личных качеств Адриана, связанных как раз с интеллектуальной сферой жизни: «Его отличало неуёмное честолюбие, в силу которого он ревностно предавался всевозможным занятиям, в том числе и самым малопочтенным: так, он увлекался ваянием и живописью и говорил, что ни в делах войны и мира, ни в делах, относящихся к обязанностям императора или частного человека, нет ничего, в чём бы он не разбирался. Людям, конечно, от этого не было никакого вреда, однако его безмерная зависть ко всем, кто выделялся в какой-нибудь области, стала для многих причиной немилости, а для многих других — погибели. Ибо, желая всех превосходить во всём, он питал ненависть к тем, кто в чём-либо достигал превосходства»[623].
Да, конечно, Адриан был человек «в высшей степени преданный музам» или «в высшей степени образованный человек». Служил он, правда, не всем девяти музам. Талия, Мельпомена и Терпсихора были ему чужды, ибо не выступал он на сцене, подобно Нерону, и не танцевал, подобно Калигуле. Но надо помнить, что людям творческим ревность к более успешным коллегам по роду занятий очень даже свойственна. Круг интеллектуальных интересов Адриана был слишком широк, чтобы в каком-либо одном виде искусства он мог достичь совершенства. Его справедливо было бы назвать блистательным дилетантом. А он-то в каждом виде творчества желал быть первым. И ведь не так, как некогда Нерон, способный удовольствоваться льстивыми похвалами, незаслуженно присваиваемыми победами в состязаниях, звучными и восхитительно ладными аплодисментами. Адриан реально желал быть лучшим. Не будь он императором — испытал бы множество огорчений. Но, будучи цезарем, — имел возможность огорчать других. Пусть и несправедливо. Увы.
Если верить Диону Кассию, то не один Аполлодор из Дамаска из творческих людей лишился жизни, то ли надерзив, то ли не угодив Адриану. Да, Аполлодор издевался над художественными талантами Адриана: ступай, рисуй свои тыквы. Да, подвергнув критике план храма Венеры и Ромы, он уязвил Адриана-архитектора и скульптора. Но это для императора не оправдание.
Такая нетерпимость Адриана к людям, очевидно более талантливым, и есть доказательство его дилетантизма, пусть порой и блистательного в интеллектальной сфере. Но была сфера, в каковой его претензии на исключительное знание её и понимание действительных задач, подлежащих непременному решению, а также, что главное, владение методами этих самых предстоящих решений, были вполне справедливы. Это, безусловно, сфера государственного управления. Здесь Адриан прекрасно понимал, в чём в настоящее время нуждается Римское государство, и знал, какие решения для этого будут наилучшими. Здесь с ним никто не мог соперничать. И даже не потому, что императором был только он. Адриан реально лучше всех в Империи знал её проблемы и видел пути их решения.