— И что, теперь в тюрьму нас повезете? — спросила Марина, глядя прямо в неглубокие глаза милиционера.
— В тюрьму, что ли, хочешь? В мужскую? — спросил милиционер.
— Пусть убирают, — сказала уборщица и протянула метлу Светке.
Светка отступила на шаг.
— Мы не нанимались, — сказала она.
— А я нанималась? — спросила уборщица.
— Да, — сказала Светка.
— Нет, — сказала Марина, обращаясь к милиционеру. — Чего я там не видела.
— Документы, — сказал милиционер, переводя беседу в легитимное русло.
— Ах ты, шалава, — сказала уборщица, продолжая беседу со Светкой. — Лахудра белобрысая.
— Сама шалава, — сказала Светка.
— Тихо, — сказал милиционер. — Документы.
Марина и Светка достали паспорта и протянули их милиционеру. Тот внимательно прочитал обе книжки.
— Ладно, — сказал он. — На воздух идите. Еще раз увижу здесь, в обезьянник отвезу.
— В обезьянник? — спросила Марина.
— Хочешь, сейчас отвезу, — сказал милиционер.
Марина почему-то прониклась к нему симпатией.
Видимо, из-за усталости от жизни, сочившейся между произносимыми словами, — милиционер уже отыграл первый тайм, был заменен в перерыве и теперь сидел в раздевалке, попивая чаек и невнимательно прислушиваясь к долетавшему сверху шуму стадиона.
— Да нет пока, — сказала Марина.
— Тогда на воздух, — сказал милиционер.
— А убирать кто будет? — спросила уборщица.
— Явно не я, — сказал милиционер. Он протянул оба паспорта Марине и удалился.
Марина и Светка пошли к лестнице. По пути Светка обернулась и показала уборщице поднятый вверх средний палец. Та прокричала что-то матерное, но совершенно не обидное, потому что победа была не за ней.
После изгнания из подземного рая Марина и Светка не сразу приступили к работе. Покосившись на «Отдых и туризм» и листовочного парня, они отошли в сторону, к углу палатки, продававшей печеную пишу, и закурили.
— Сука, — сказала Светка.
— Кто? — спросила Марина.
— Уборщица, — сказала Светка.
— А, — сказала Марина. — Ну да.
— Что делать будем? — спросила Светка.
Марина пожала плечами.
Тем временем листовочный тоже решил сделать перерыв. Он воспользовался палаткой, добыв через окошко что-то прямоугольное с запахом сыра, и подошел к Марине со Светкой.
— Привет, девчонки, — сказал листовочный, выдрав из обернутого в салфетку изделия кусок печеной плоти.
— Здорово, — сказала Светка.
— Привет, — сказала Марина.
— Выгнали? — спросил листовочный. — Или сами ушли?
— Сами, конечно, — сказала Светка. — Покурить вышли.
— Выгнали, — сказал листовочный. — Меня тоже неделю назад выставили.
Листовочный был высокого роста, почти на голову выше Марины и Светки, и довольно тощий. Из-под форменной бейсболки с изображением телефона сыпались длинные, похожие на елочный дождь прямые осветленные волосы, диссонировавшие с густыми черными бровями и темными глазами. Глаза были подсвечены интеллектом выше среднего, и это раздражало — вспоминалась поговорка о деньгах, которыми следует иллюстрировать наличие ума.
— Понятно, — сказала Светка.
— А давно ты здесь? — спросила Марина.
У нее слегка щекотало в животе, правда, было не очень понятно отчего — то ли от непонятного предчувствия, которое вполне могло возникнуть во взволнованной недавним приключением душе, или просто оттого, что Марина давно не ела, а от листовочного пахло едой.
— Да с месяц уже, — сказал листовочный, шмыгнув носом.
— Ясно, — сказала Марина, последний раз затянувшись и бросив окурок в грязный сугроб, прижимавшийся к теплому боку палатки. — И как платят?
— Ну, нормально, — сказал листовочный. — На пиво хватает.
Он хихикнул. Светка ухмыльнулась в сторону. Марина никак не отреагировала.
Листовочный доел пищу, вытер губы салфеткой, скомкал ее и отправил в компанию к окурку Марины.
— Я Леня, — сказал он, достав сигареты и закурив.
— Марина, — сказала Марина.
— Светлана, — сказала Светка, изобразив реверанс.
Листовочный Леня хохотнул.
— Ладно, — сказала Светка. — Пойдем мы домой, что ли. Хватит на сегодня.
— А завтра будете? — спросил Леня.
— Будем, — сказала Марина.
Наступил третий рабочий день, несколько нелогично увязанный с четвертым днем рабочей недели. По предложению Светки пришли на место пораньше, для чего пришлось прогулять последнюю в семестре лекцию по социологии. Впрочем, это маленькое общественное преступление едва ли могло увенчаться наказанием. Курс читала молодая выпускница МГУ, каждое занятие открывавшая виноватым приветствием и не менее виноватой улыбкой, и сразу становилось ясно, что зачет получит каждый желающий, вне зависимости от посещаемости и познаний в области одной из самых старых буржуазных лженаук.