Адония

– Нет, ещё не участвовал, – сдержанно ответил её бывший учитель. – Но безусловно готов.

– Готов? Тогда передай на время ему свою шпагу.

– Ты на что намекаешь? – с вызовом повернулся к ней Николас. – Поединок боевым оружием?

– Никаких намёков, – спокойно произнесла Адония. – Обычное дело. Да, поединок боевым оружием. До первой крови.

– А что! – захохотал Фердинанд. – Кровь совсем не хуже краски, джентльмены! Ведь так?

– Патер нам головы поснимает, – заметил Цынногвер.

– А до того Николас с неё голову снимет, – дёрнул плечом Глюзий.

– Ах, брось, дорогой, – мило улыбнулась Адония. – Джентльмены подтвердят, что я немного преуспела в защите.

– Подтвердим, – вполне уже серьёзно произнёс Фердинанд.

– Ну хорошо, – снова неуверенно повёл плечом Глюзий. – Но только до первой крови.

Маленький, побледнев, стараясь не смотреть Адонии в глаза, подал ей боевую шпагу. Николас с лёгким поклоном принял тяжёлую шпагу Глюзия. Зрители не спеша разобрались по кругу. Николас и Адония встали напротив друг друга.

– Итак, чтобы строго! – в последний раз сказал Глюзий. – Первая кровь – схватке «стоп»!

– Ну разумеется, дорогой! – высоким голосом «пропела» Адония. – Как прикажешь…

Николас заметно нервничал. Одно дело, когда ты, как бы резвясь, мажешь противника краской. И совсем другое – когда в лицо тебе смотрит «рабочая» синяя сталь. Он, как манекен на пружинке, с дальней дистанции, раз за разом наносил неопасные удары, и Адония так же однообразно парировала.

Зрители были внимательны и молчаливы. Все понимали, что детские поединки с краской и балахонами остаются в прошлом. И тот, кто сейчас пометит противника кровью, приобретёт репутацию. Интригу в поединок привносило ещё и то, что Глюзий, с одной стороны, и Регент с Фердинадом – с другой были вроде бы тоже соперниками. Исход поединка необъявленно отмечал «чья школа лучше».

Теперь синеглазая фехтовальщица, как бы переняв очередь, выбрасывала клинок в неопасные, «пугающие» уколы, а Николас заученно защищался.

Никто не заметил, какой миг Адония выбрала для того, чтобы стремительно переменить манеру боя. Перебросив шпагу в верхнюю позитуру, она предъявила собравшимся серию бешеных декстров, а в конце этой серии, коротко простонав, сделала длинный выпад. И, в ту же секунду выпрямившись и повернувшись к Николасу спиной, обнажив в недоброй улыбке влажные белые зубы, быстрым шагом направилась к Глюзию. Тот непонимающе смотрел на неё. Фердинанд шумно выдохнул. А Адония, приблизившись, подняла шпагу и конец её вытерла о коричневый Глюзиев камзол.

– Вот тебе, дорогой, – негромко сказала она, – первая кровь. Она же – последняя.

За её спиной раздался звук упавшего тела.

– Что молчишь? – склонив голову набок, Адония ласково смотрела Глюзию прямо в глаза. – Я нарушила хоть что-то из правил?

– Нет, – не разжимая зубов, выдавил Глюзий.

– Сколько было труда, Глюзий! – громко сказал склонившийся над Николасом Фердинанд. – Сколько лет, сколько работы! – И, выпрямившись, подытожил: – Готов. Точно в сердце.

– Итак, джентльмены, – демонстративно невесело произнёс Регент, – идём к патеру. Боюсь, что через десять минут мы будем завидовать Николасу.

Дружно, не произнося больше ни слова, вся компания, – и Маленький в том числе, – прошагала к выходу с фехтовального поля. Николас так и остался лежать, нелепо подвернув под себя руку с тускло отсвечивающей шпагой.

Однако, вопреки всем ожиданиям, патер не проявил даже ничтожного недовольства. Пощёлкивая длинной ниткой потемневших от времени чёток, зевнув, он проговорил:

– А ведь казалось, что Николас – хороший боец.

И, помолчав полминуты, добавил:

– Соберитесь в кают-компании вечером, дети мои.

Капитаны, облегчённо переводя дух, удалились. Они были удивлены той бесстрастностью, с которой патер встретил известие о роковом поединке. Но удивление их было бы ещё больше, если бы они ещё на минуту остались в апартаментах настоятеля монастыря. Люпус, отбросив в сторону чётки, быстро ходил, потирая руки, от стены к стене и, едва не постанывая от удовольствия, говорил:

– Ах, не ошибся я в тебе, девочка! Ах, не ошибся!

Чужое имя

О чём говорилось вечером в кают-компании, Адония не знала: она не была приглашена. Но патер, поднявшись к ней вечером, сообщил:

– Капитаны согласились вывесить ещё одну чёрную доску. С твоим именем.

– Доску, на которой отмечается сумма личного взноса в сокровищницу? – Удивлённо спросила девушка. – Но ведь я не добыла для монастыря ни одного пенса!

– Это на сегодняшний день, дочь моя. Но, скажу по секрету, если мы с тобой сумеем воплотить задуманный мною план, то на твоей доске мы напишем цифру, которая будет больше, чем доход капитанов – всех, вместе взятых.

– Что мне предстоит сделать, патер?

– Для начала – поменять имя.

– На какое?

– Выбирай любое из девяти.

Люпус достал из рукава толстый свиток, развязал стягивающую его ленту и, перекладывая листы, стал читать:

– Елизавета, Эстэр, Хлоя…

– Мне нравится имя Эстэр. А кто это?

– Одна из девяти девочек-сирот, которые воспитываются в надёжных семьях или пансионатах.

– Как я?