Адония

Вдруг эта тонкая девушка, демонстрировавшая лишь скупые, короткие блоки, взорвалась длинной цепью ударов. Джаддсон, страдальчески оскалив зубы, стремительно парировал, стараясь уйти на длинную дистанцию и сбросить навязанное ему обязательство все движения тратить лишь на защиту. Ему теперь было хорошо понятно, что враг очень непрост, и что нужно идти ва-банк, нападать, не жалея себя, в надежде пусть даже на случайное, слепое касание. Но для этого нужно было выстоять, переждать этот убийственный град, – выстоять, ведь нападающий тратит больше усилий, чем блокирующий, и с каждой секундой всё более устаёт. Ах, эта проклятая, стремительная, гибкая молодость! Прошло уже десять секунд, а шквал ударов не ослабевал; прошло пятнадцать секунд, двадцать пять, полминуты! Это уже на пределе человеческих сил. Но – хорошо, хорошо! Сейчас она так устанет, что вряд ли расчётливо ответит на его нападение… И вот эта синеглазая пружина выскочила из центра схватки, ушла на совершенно безопасную, очень длинную дистанцию. Но в миг её ухода Джаддсон почувствовал тупой удар снизу, под челюсть.

– Отличный синистр! – кто-то восхищённо выкрикнул на балконе. – Самым кончиком!

Джаддсон, длинно выставив перед собой шпагу, левой рукой с силой придавил рану на шее. Кровь толчками пробивалась сквозь его побелевшие от напряжения пальцы. Теперь эта юная ведьма, явно не без издёвки переняв его собственную тактику, медленно пошла вокруг, нанося неопасные разменные выпады. Не нужно и упоминать, что время с беспощадной поспешностью работало теперь на неё. Текло время, и текла кровь. У Джаддсона осталась последняя минута и последний шанс. Он бросился вперёд, безоглядно сокращая дистанцию, нанёс удар – и вдруг с непередаваемым удивлением обнаружил, что его шпага вырвалась из руки и отлетела в сторону. В тот же миг в грудь ему вошёл трёхгранный клинок. Юная наследница убитого им когда-то соседа быстро шагнула вперёд, обняла его за шею и с силой продвинула клинок дальше, так что шпага остановилась только уперевшись в его грудь гардой.

Когда Адония поднималась по лестнице, на балконе не раздалось ни звука. Лишь дождавшись, когда она ступит на помост, капитаны сняли шляпы и уважительно склонили головы.

– Жаль, Глюзий не видел, – проговорил Люпус. – Ах, до чего жаль.

Тренировочный бой

Именно после этой схватки Адония изменилась. Когда Глюзий со своим отрядом вернулся в монастырь, он встретил не привычную безропотно послушную ученицу. Девушка приобрела властную сдержанность в словах и жестах, а взгляд у неё сделался холодным и пристальным. Казалось, что она даже стала выше ростом. Люпус не велел говорить, и Глюзий не узнал, что Адонии довелось пережить в его отсутствие, и потому принял её холодную вежливость за презрение к нему, лучшему фехтовальщику «Девяти звёзд», который однажды на её глазах, на берегу моря, был самым позорным образом посрамлён. Поэтому кроме короткого приветствия он не обменялся с бывшей ученицей ни словом.

Прошло несколько дней. Адония исправно посещала фехтовальное поле, однако Глюзий, делая вид, что не замечает её, работал лишь со своим учеником, Николасом. Адония, не выражая никаких эмоций в связи с проявленным по отношению к ней пренебрежением, молча работала с манекеном. Маленький, занимавшийся в углу того же поля метанием ножей в бревенчатый щит, подкрался однажды к ней и, отводя взгляд в сторону, предложил:

– Давай пойдём куда-нибудь в другое место. Вместе ножи побросаем.

– Ты ведь что-то недоговариваешь, – заметила Адония, поправляя на манекене иссеченную кирасу. – Говори в открытую, не робей.

– Мне просто неприятно, – быстро пробормотал Маленький, – когда Николас пятнает тебя в учебном бою.

Он бросил быстрый взгляд в сторону позванивающих шпагами Глюзия и его ученика. Отвернулся и, не глядя Адонии в глаза, сообщил:

– Николас сегодня приготовил чёрную краску. И собирается назвать её «мушиный помёт». Он – смотри – стал какой ловкий. Разрисует тебе весь балахон. Пошли, в самом деле, побросаем ножи?

– Нет, – сказала, возвращаясь к манекену, Адония, и взгляд её стал недобрым. – Пусть несёт свою краску.

Дело, между тем, складывалось для Адонии не самым удачным образом. В фехтовальный двор, оживлённо переговариваясь, вошли несколько человек, и среди них – Регент и Фердинанд.

– Глюзий, друг! – выкрикнул кто-то в их компании. – Что-то ты про нашу ученицу забыл! С Николаса третий пот сходит, а она манекен тюкает!

– Мой ученик делает очевидные успехи, – ответил Глюзий, остановив бой и направляясь здороваться. – Это увлекает.

– Да и вообще не женское это дело, – негромко произнёс Николас.

Негромко, но так, что слышали все.

– Ты рождён бойцов рубить, а она – коров доить? – Насмешливо крикнул ему Регент. – А может – наоборот?

– Что ж, – нарочито смиренно поклонился Николас. – Если вы так желаете проверить… Маленький! Подай ей тупую шпагу и краску.

– А что, Глюзий, – вдруг сказала Адония, подходя к общей компании. – Николас ещё не участвовал с тобой в живом деле?