Адония

– Мой имя – мэтр фон Штокс. Я есть нанят преподобный гроссмейстер Люпус для ваш обучений математик, географий, алхимий, а так же посольский этикетус, а так же разговариват и читат на языках испанский, немецкий, французский, а так же латин.

– Вот это да! – восхищённо прошептала Адония.

– Долшен отметит, – добавил, снова глубоко кланяясь, мэтр фон Штокс, – что преподобный гроссмейстер Люпус платит мне замечательный деньги, так что я всегда буду требоват от занятий с вами долгий время и множество польза. Когда вам угодно будет начинат?

– Прямо сейчас! – прижала развёрнутую ладошку к груди опьянённая счастьем Адония, и добавила: – Аврора музис амика![8]

– Манифик, фройляйн! – раскинув руки наподобие крыл, вскричал заморский учитель. – Латин, как мне видит, у нас уже есть!

– Есть, уважаемый мэтр, – зардевшись, подтвердила Адония. – И позвольте в эту минуту попросить вас называть меня как-нибудь скромно, а не «фройляйн» и уж конечно не «ваше великанство».

– Это можно, – кивнул учитель и, немного задумавшись, предложил: – Тогда будем вас именовать «студиора».

– Что это значит?

– Но о! Вы же хорошо знает латин! Что мы понимаем, когда говорим «studens»?

– Стараться!

– Именно так! Именно так называет всякий молодой человек, кто имеет обучение в университет любой стран. Студенс! Стараться! Но, поскольку вы – хотя и облачён в мужской обмундирований – фройляйн, а не молодой человек, я стану иметь удовольствий называет вас «майне студиора».

– Манифик, майне мэтр.

– А меня зовут «Маленький» – вдруг подал голос забытый, и, по-видимому, слегка уязвлённый этим, мальчишка.

– Гут морген! – поклонился и ему безупречно вежливый Штокс. – Но, кажется, вы не есть тоже мой ученик?

– Нет, нет, – смутился, опуская глаза, вмиг покрасневший подросток. – Я здесь с поручением…

– Тоогда позвольте с вами прощаться, герр Маленкий. Мы уходит начинит занятий.

– Слушай, Маленький, – торопливо проговорила Адония. – Приходи вечером, поболтаем. И узнай, всё-таки, кто остался из фехтовальщиков!

Подросток, торопливо кивнув, сел обратно за стол и с силой потёр нос. Адония и фон Штокс, увлечённо обмениваясь быстрыми фразами на латыни, прошествовали к двери. Повар, подойдя к столу, поставил на него миску с приготовленной для кошки едой. Маленький, в ответ на его безмолвный вопрос, торопливо схватил её:

– Да конечно! Сейчас отнесу!

И выбежал. Быстро шагая по улице, он лучился счастливой улыбкой, и время от времени, не сдерживая восторга, шептал:

– Эх, пёс ничейный!

Тёмное сердце

Патер бродил в одиночестве по библиотеке. Хотя, конечно, это была вовсе не библиотека. Этим благородным словом в «Девяти звёздах» именовался подвал, где стопками, колоннами, шпалерами, от пола до потолка и вдоль стен были свалены книги и манускрипты. Помимо награбленных денег, сокровищ и всяких редкостей, отряды его «капитанов» привозили в монастырь и все, какие только попадались во время их кровавых забав, фолианты.

– Давно нужно было порядок здесь навести, – мерно, без эмоций, выговаривал себе патер. – Хорошо ещё – сухо. А то ведь пропали бы книги.

В этот день Люпус надрывно, до непривычно выступающего пота на лбу, трудился. Нет, эту работу он не мог поручить никому. Раскрывая книгу за книгой, он в беглый миг определял её содержание, и перекладывал на свободное место, в стопу уже просмотренных. Лишь изредка, счастливо вздохнув, он относил какой-нибудь фолиант на длинный, специально для этой цели приготовленный стол. На нём уже лежали рукописные книги: преподобного Айжека Мцехского «Доказательные протоколы ведьм, уличённых в сношениях с потусторонними силами»; Георга Тубриса «Каббалистические рефрены»; Якова Шпренгера и Генриха Инститориса «Молот ведьм»; и троекнижие жившего в своё время в Генуе араба – римского студента, затем преподавателя, а затем и признанного учёного Абу Али Хасана ибн Саида, объявленного в своё время еретиком и сожжённого, – «Колдовство в зависимости от времени суток», «Колдовство в зависимости от времени года», и «Колдовские снадобья и инструменты».

Вдруг, раскрыв грязный, без обложки, с дурно сшитыми, пожелтевшими, рукописными страницами фолиант, патер обморочно простонал:

– О-о-о! Какая радость!

Руки его весомо оттягивал, подрагивая источёнными временем ломкими листами, «Протокол…» Людвига Лоренцо Папатти «…всех ставших известными расследованиям святой инквизиции заклинаний, применявшихся самыми известными еретиками для вызывания суккубов, инкубов, а так же властительных демонов Преисподней.»

– Написано на испанском! Ну почему не на латыни?! Когда она выучит испанский настолько, чтобы смогла переводить? Полгода? Год? Ведь никому, кроме неё, доверить эти строки нельзя!