Адмирал Михаил де Рюйтер

В тот момент Рюйтера волновали дела более значительные и важные с его точки зрения. Всю зиму он занимался лечением своего тяжело раненного сына и к весне сумел поставить его на ноги. Кроме этого вовсю продолжалось французское продвижение вглубь Голландии, а потому возникла реальная опасность захвата Амстердама зимой, когда замерзнут окружавшие город каналы и водохранилища. Вместе с местными военноначальниками Рюйтер провел всю зиму в строительстве укреплений на острове Ваал, где размещался город. Зима к счастью прошла относительно спокойно. Французы так и не покинули своих зимних квартир. За это время лейтенант-адмирал обошел лично на парусной шлюпке почти все побережье Голландии, определяя места наиболее вероятные для возможной высадки английского десанта. Карты этих мест он отослал штатгальтеру.

Однако предстоящая летняя кампания не обещала такого же спокойствия, в каком прошла зима. В Париж, по-прежнему, во всю нагнеталась антиголландская истерия. Канцлер королевства граф Шафсбург, каждый раз, забираясь на трибуну парламента, начинал свою речь традиционным: Delenda est Carthago (Карфаген должен быть разрушен!). И Англия, и Франция во всю вооружали свои военные флоты, готовясь к реваншу за прошлогодние неудачи на море. Время не ждало, и голландцы тоже работали на своих верфях, не покладая рук. Желая ближе познакомиться со знаменитым флотоводцем, принц пригласил его к себе в Гаагу. Рюйтер, разумеется, приехал.

– От вас и только от вас зависит спасение Отечества! – говорил старому моряку штатгальтер. – И я и весь народ верят в ваш гений и вашу удачу! Прошу вас отобедать со мной!

За обедом принц много шутил, то и дело, прося Рюйтера рассказать что-нибудь из своих морских приключений. Рюйтер рассказывал.

История сохранила нам облик принца Оранского: «Он был среднего роста, худощавого и слабого сложения. Матовый, желчный цвет лица выказывал его нервный и болезненный темперамент. Лицо его, в котором не было ничего обыкновенного, носило отпечаток холодности и равнодушия. Лоб его мало выдавался, глаза почти всегда были полузакрыты, но тонкие и бледные губы означали в нем редкую силу воли. Почти беспрерывный его кашель был едва слышен, так слаб казался его голос. Но под этой слабой, невидной оболочкой скрывалась пылкая, энергичная душа, непреклонная воля, безмерное честолюбие. Обладая в совершенстве искусством выжидать и скрывать свои впечатления, равнодушный по наружности ко всему, он шел вперед медленными, но верными шагами. Казалось, он не был способен ни к привязанности, ни к ненависти и между тем, ненависть непримиримая таилась в его душе…»

Надо ли говорить, что этому человеку не стоило большого труда привлечь на свою сторону прямого и открытого адмирала. Пытаясь задобрить знаменитого флотоводца после недоразумения с его семьей, принц Оранский предложил Рюйтеру составить список офицеров, которых бы командующий не хотел взять с собой в море, второй же список на тех, кого бы он желал видеть подле себя. Лейтенанту-адмиралу предлагалось по своему усмотрению полностью сформировать команду, без оглядки на чье бы то ни было мнение. Раньше о таком можно было только мечтать. Но Рюйтер не воспользовался этим предложением. Принца он вежливо поблагодарил в письме за проявленную заботу, однако не снял с кораблей ни одного человека.

– У меня плохих нет! – сказал он дипломатично. – Все мои подчиненные настоящие храбрецы и каждый из них находится на своем месте. Я доверяю всем!

Естественно, что вскоре содержание письма принца, как и ответ Рюйтера на него стали достоянием флотской общественности, что вызвало у всех еще большее уважение к своему командующему, и теперь каждый был готов скорее расшибиться в лепешку, чем допустить какой-нибудь промах и недовольство Рюйтера.

Однако и принц высказал командующему флотом свое пожелание.

– В прошлой кампании мы решились храброго Гетца! У нас тоже не так-то много настоящих флотовождей и держать на берегу столь многоопытного воина как Тромп есть слишком дорогое удовольствие! – заявил он на собрании депутатов.

– Но ведь Тромп в давнем конфликте с Рюйтером и отправлен навечно в отставку! – возразили, было, ему.

– Это сущая ерунда! – отмахнулся принц. – Из отставки мы его вернем. С Рюйтером я его надеюсь помирить. Папаша Рюйтер человек отходчивый и добряк по натуре. Сам же Тромп тоже, думаю, давно понял свою вину и постарается отныне ничего подобного не допускать. Положение нашего государства столь тяжелое, что мы должны использовать любой шанс ее улучшить.