Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Уничтожающая характеристика существенно смягчается, однако, тем обстоятельством, что она относится к прусской армии периода войны 1870 года, в которой столь несовершенное управление почему-то не помешало наголову разбить французов и сокрушить империю Наполеона III, – а значит, и убедительно раскритикованные пороки отнюдь не влекут за собою неизбежного поражения. Но омскую Ставку, в чем-то подобную прусской, как ее рисует Фош (Главнокомандующий, осуществляющий если и управление, то никак не командование; начальник штаба – скорее «кабинетный работник»; удаленность от войск и проч.), нельзя уподобить последней в другом – в системе управления, о которой («система Мольтке») французский автор пишет:

«… Он покрывает своим авторитетом промахи и ошибки своих подчиненных, берет их на свой счет; он не только избегает порицания своих подчиненных, что могло бы отбить у них охоту действовать, но даже одобряет их поведение, что поощряет их к дальнейшим действиям. Он считает, что в принципе их смелая инициатива даст благоприятные результаты, так как в большинстве случаев она проявляется вполне уместно; в противном случае она дополняется искусным управлением их войск, введенных в бой под их собственную ответственность; все подчиненные начальники получили подготовку не только достаточную, но даже рассчитанную на занятие ими более высоких должностей… Таким образом, усиленной деятельностью [108](plus d’action) он надеется спасти не свою комбинацию, редко известную исполнителям и редко осуществляемую ими, а импровизованную ими комбинацию, которая тем не менее приведет к победе. Если он таким образом не добьется намеченных им сражений или победы, сулящей огромные последствия, он все же будет иметь тактические успехи, достигнутые подчиненными начальниками и приводящие прежде всего к поражению противника, которое производит сильное моральное действие, сбивает с толку командование противника, заставляет его пересматривать свои планы, всячески снижает его роль…»

Здесь мы имеем несоответствие по двум основным признакам, и несоответствие это кажется нам роковым для вооруженных сил Верховного Правителя. Прежде всего, самостоятельность войсковых начальников по «системе Мольтке» находит свое оправдание в единстве мышления, подготовки, воспитания, – говорить же об этом или о наличии общей стратегической и тактической доктрины применительно к австрийскому обер-офицеру Гайде, профессиональному артиллеристу Ханжину (пехотой до Гражданской войны он командовал, но недолго), Дутову – выпускнику Академии Генерального Штаба, но «по второму разряду», Пепеляеву, на Великой войне командовавшему батальоном и конными разведчиками, генштабисту Белову, проведшему ту войну в штабах, идр. – кажется почти бессмысленным. А кроме того, одною рукой как будто предоставляя фронтовым командующим возможность широкой инициативы и даже подчас своеволия (это, похоже, вполне отвечало личной точке зрения адмирала Колчака), Ставка другою пыталась осуществлять над ними мелочную до оскорбительности опеку.

Генерал Иностранцев вспоминал о распоряжениях, посылаемых Лебедевым в войска: «… Это были документы чрезвычайно многословные, занимавшие подчас по несколько страниц и представлявшие собою весьма сложные приказы. В них не только указывались частные цели армий, не только давались способы действий, но даже предусматривались иногда детали действий отдельных мелких частей. Так, например, в одной из директив мы, к удивлению своему, нашли указания, как следует действовать какому-то батальону, наступавшему вдоль берега реки Камы, и при этом подобные указания шли из Омска, удаленного от Камы на сотни верст», – с выводом: «… Управляя подобным образом, высшее командование, в сущности, не только не управляло войсками, а наоборот, мешало им, связывая их невыполнимыми приказаниями и сковывая их инициативу». Подобные тенденции, хотя, конечно, в более умеренных формах, можно заподозрить и у преемника Лебедева – Дитерихса, о котором Будберг (его помощник по должности военного министра) писал, что он «путается во все мелочи снабжения… и сводит меня к роли какого-то регистратора-делопроизводителя». Такая мелочность, похоже, не была редкостью среди русских генштабистов (ее ставили в вину, в частности, М.В.Алексееву и А.М.Каледину), но хорошего в ней, разумеется, было очень мало.