Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— И все-таки уникальность бытия переживается каждым, особенно остро в юности, а собственные страдания переживаются совсем не так, как чужие. Когда больно, — больно мне, здесь и сейчас. Утешение типа «Ничего страшного, пройдет» — слабое, а порой и раздражающее утешение.

— Все это так, но сознание того, что эту боль переживали и другие люди, не то что бы утешает, но в трудную минуту может поддержать. Допустим, сын собирается совершить какой-то поступок и отец его предостерегает. Он говорит: смотри, в конечном счете ты будешь из-за этого страдать. Предположим, на этот раз отец прав (так тоже иногда бывает). Сын может проигнорировать его мнение, сказать ему: ты ничего не понимаешь — и сделать по-своему. Но, страдая из-за своего неправильного выбора, сын может вспомнить слова отца, и не исключено, что это поможет ему легче пережить боль. Для юности характерно ужасное сознание, что все эти несопоставимые ни с чем несчастья валятся именно и исключительно на твою голову. Оказывается, нет, гы не один такой в этом мире — и другим тоже перепадает.

— Тем не менее, если использовать вашу аналогию, в юности человек способен пережить восход именно как единственный и неповторимый. И сознание, что ты «один такой в этом мире», очень сильно.

— Ну, конечно. Юность — это кризис. Еще вчера подросток был всего лишь сыном такого-то, учеником такого-то; он идентифицировал себя с окружающими, их взгляды были его взглядами, их проблемы — его проблемами. Сегодня он осознает себя иным, ни к кому не сводимым, определяемым только из самого себя со своими собственными вопросами и ответами. Готовые ответы на вопросы, которые он получал в семье, перестают его удовлетворять — теперь он должен ответить на них сам, и авторитетные мнения теряют свою убедительность.

Разумеется, он не формулирует все это именно таким образом. Но так или иначе перед ним встает мучительный вопрос: кто я? И ответ на этот вопрос может определить (а часто и определяет) всю его дальнейшую жизнь. Иной раз этот кризис занимает долгое время. Иной раз — подросток заснул и проснулся совсем новым человеком в новом мире. В юности человек действительно подобен Всевышнему: из обломков рухнувшего мира он заново создает свой собственный мир и самого себя. Некоторые молодые люди вдруг понимают, что они должны сделать что-то важное, например, немедленно бросить школу, потому что она никуда не годится, или переделать это несправедливое общество, а может быть, даже и вовсе его разрушить, потому что ничего иного оно просто не заслуживает. Гораздо хуже приходится их менее интеллектуальным сверстникам, которых мучает то же самое, но они приходят к этому бессознательно и от этого страдают еще больше.

Так или иначе, осознает это человек или нет, он решает вопрос, что ему делать с собой, со своей жизнью, во что верить, с какими людьми он хочет связать свою жизнь.

— И что же, родители ничем не могут помочь?

— В главном и определяющем, в содержательном, конечно, нет. Сущность этого кризиса такова, что решение его извне в принципе невозможно — какие бы то ни было советы бессмысленны и бессильны. И тем не менее семья может очень многое дать подростку в это трудное время, она может помочь ему в достаточно тонких вещах. Она влияет на его выбор не родительскими сентенциями, но самой атмосферой, которой он дышал всю свою предшествующую жизнь, отношениями внутри семьи. Подросток строит свой новый мир из обломков рухнувшего мира, и от качества этих обломков зависит многое.

Существует ли в семье моральный закон? То есть не на уровне декларации, а в реальном поведении родителей. Чувствует подросток любовь, уважение и заинтересованность родителей или их равнодушие, или их раздражение и бессмысленное желание во что бы то ни стало добиться послушания? Это влияет и влияет очень сильно.

А вообще, конечно, юность — прекрасное время. Человек просыпается каждое утро с трагическим вопросом о смысле мироздания. И он хочет его решить, причем решить немедленно!

— И куда же девается этот вопрос с возрастом?

— А никуда не девается. Просто к нему привыкают, и он перестает волновать и уже не кажется важным. Некоторые называют это мудростью.

Чем Каин убил Авеля?

Опубликовано в 6 выпуске "Мекор Хаим" за 1999 год.

В Библии много говорится о Всевышнем, о любви, о грехе, о страдании; об оружии — мало и безо всякого интереса.

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика