Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Когда я говорю «советский человек», я никого не хочу обидеть или, тем более, заклеймить. Я просто хочу сказать, что коммунистический режим наложил определенную печать на всех граждан.

— Что вы имеете в виду?

— Дать в двух словах серьезный социально-психологический портрет невозможно. Я перечислю только некоторые его черты, которые представляются мне важными. Например, страх, который пропитывал все поры советского общества. Когда человек боится, он ведет себя не так, как свободный человек. И как следствие страха— недоверие, которое люди питали друг к другу. В обществе, где героем был Павлик Морозов, родители не могли доверять детям. Жена могла доносить на мужа и чувствовать себя при этом настоящей патриоткой. Мужчина и женщина могли со взаимным удовольствием делить ложе, однако это вовсе не давало гарантии от взаимных доносов. А сосед по коммунальной квартире, которому захотелось улучшить жилищные условия?! А заместитель начальника, которому захотелось стать начальником?!

Ну и кроме того, страх и недоверие порождают ложь. Когда люди боятся говорить то. что они на самом деле думают, они начинают лгать. Люди приучались лгать с пеленок. Эти вещи определяют психологию и самые разнообразные аспекты поведения. Вы к этому привыкли, все привычное незаметно — человеку со стороны это хорошо видно. Или вот. например, Сталин говорил, что благодарность — собачья добродетель. Кому хочется быть носителем собачьих добродетелей? То есть в течение трех поколений в России формировался совершенно особый психологический тип. Конечно, после смерти Сталина давление на человека стало помягче. Но все равно все эти стереотипы в той или иной форме еще более тридцати лет воспроизводились.

— И вы считаете такой психологический портрет полным?

— Речь вовсе и не идет о полном психологическом портрете, это в кратком разговоре заведомо невозможно — я же с этого начал. Я сейчас говорил о человеке лишь в его специфическом советском измерении, о тех его важных внутренних чертах, которые определялись политическими условиями его существования.

— Так. Диагноз советскому человеку вы поставили. А как быть с человеком постсоветским?

— Главная его проблема, что он очень уж долго был советским. То, что было ему когда-то навязано, стало частью его сущности. Сейчас, как вы сами только что сказали, этого состояния стыдятся, во всяком случае некоторые стыдятся, и хотят каким-то образом от него избавиться. Но, вот, только как? Нельзя же просто сделать вид, что это был какой-то кошмарный сон, нельзя просто вычеркнуть эти десятилетия из истории, притвориться, что их как бы и не было, нельзя в один момент стать иными. Это совершенно невозможно. И потом, если люди хотят меняться, у них должен быть какой-то идеал, понимание, в какую сторону двигаться.

Один из таких идеалов — досоветское состояние: вернуться назад, в дореволюционную Россию. Я хотел бы продемонстрировать утопизм этой идеи на очень простом примере. Девушка, которая в один прекрасный день перестает себе нравиться, решает совершить маленькую личную революцию и красит себе волосы в зеленый цвет.

— Мне кажется, красный был бы революционней.

— Пожалуйста, красный так красный. Проходит два дня, она смотрится в зеркало, и ей начинает казаться, что революция. пожалуй что, не удалась. Ничего страшного: она больше не повторяет революционную процедуру и через некоторое время становится самой собой. Теперь представьте себе, что она ходит в красных волосах долгие годы. И вот она перестает краситься в надежде вернуться к тому — давнему доперекрасочному состоянию. Ничего не получится: прежних кудрей уже нет.

В 20-х годах возврат еще был возможен, сейчас — нет. «Советское» — это маска, которая со временем превратилась в лицо. Советская власть рухнула, но советский человек остался в постсоветском: он не стал добрее, лучше, созидательнее.

— Но что-то изменилось?

— Конечно, изменилось: теперь стало возможно, ничего не опасаясь, нести публично любую околесицу.

— И все-таки: что же делать нашей красноволосой женщине, которая чувствует дискомфорт, глядя в зеркало?

— Не морочить себе голову глупостями, а родить детей — она пока что еще вполне в фертильном возрасте!

Нельзя быть старым!

Опубликовано в 22 выпуске "Мекор Хаим" за 2000 год.

В старости меняется пропорция между душой и телом: тела становится меньше — души больше.

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика