Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Но ведь доказать, что завтра будет непременно лучше, чем вчера — все-таки довольно затруднительно. Кроме того, при таком незамутненном оптимизме революция тоже вроде бы ни к чему. Зачем мешать перспективной дыне?

— Если верить в поступательный прогресс, независимый от усилий и намерений конкретных людей, то — да: тогда революция бессмысленна. Революционное сознание исходит из иного понимания истории. Оно принимает деградацию мира как факт, но дело в том, что деградация вовсе не фатальна — если приложить определенные усилия, ее можно остановить, можно вернуться в рай или даже создать такой рай, которого никогда раньше не было. В принципе поворотный пункт неизбежен — хотим мы этого или нет, он все равно наступит. Однако можно немного подтолкнуть события. Но что самое интересное: перелом произойдет тогда, когда все станет совсем плохо — настолько плохо, что хуже некуда. Вот тут-то все и начнется. Необходимой субъективной предпосылкой революции служит уверенность в том, что стоит предпринять некоторые действия, и история потечет к золотому веку. Разумеется, доказать тут ничего нельзя: это вопрос веры.

— Для непосредственных участников

— Да.

— Но мы-то все-таки можем ретроспективно оценить, что из этого вышло.

— Можем. У нас есть прекрасные примеры, что происходит, когда революция побеждает.

— И что же?

— Видите ли, я не хочу говорить здесь о последствиях для конкретных людей. Они, кстати сказать, могут быть очень различны. Например, русская революция кардинально отличается в этом отношении, как, впрочем, и во многих других, от сионистской. Но меня занимает революция сама по себе как таковая. Парадокс состоит в том, что если рассматривать ситуацию в общем и целом, то победившая революция неизбежно погибает. Победа и есть ее поражение. Революция может жить, только покуда она продолжается. Это как езда на велосипеде.

— Троцкий в свое время выдвинул идею перманентной революции. Эхо этой идеи в словах одной советской песни времен застоя: «Есть у революции начало — нет у революции конца!».

— Троцкий прекрасно понимал, что победного конца быть в принципе не может, что конец — это конец. Кстати, это понимал и Мао Цзедун. Революция умирает, как только она остановилась. Появляется новый правящий класс, люди с совершенно иным сознанием и социальной практикой. Это вызывает огромное разочарование среди тех, кто были настоящими революционерами — они хотят продолжать революцию и обрекают себя на уничтожение.

Самка паука после успешного совокупления откусывает самцу голову — то же самое происходит обычно в любой удавшейся революции. Вы выполнили свой долг — теперь вас можно съесть, вы больше не годитесь ни для каких других целей. В одних случаях, как например в России, эта метафора осуществилась едва ли не буквально. В других случаях вчерашние революционеры просто вытесняются на окраину политической жизни или вообще из нее выводятся. Так или иначе на смену им приходят новые люди: в ситуации победившей революции люди с революционным сознанием оказываются просто неконкурентноспособны. Это напоминает старую сказку о состязании кролика с черепахой. Обратите внимание: черепаха выигрывает не потому, что она всегда обманывает кролика, а потому, что она движется стабильно. С беднягой-кроликом непременно что-то случится: например, в последний момент он заснет перед самым финишем. Это грустная сказка, особенно если вы — тот самый кролик и знаете, что черепаха все равно победит.

Посмотрите, какие животные живут в городе? Львы? Тигры? Орлы? Зато голубей вдоволь в Москве, в Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке. Они летают повсюду, подбирают крошки и гадят. Конечно, хочется увидеть гордого орла, но орлы в городах давно уже вымерли. А воробьи, голуби и вороны прекрасно себя чувствуют: судя по всему, именно они и оказались в победителях.

Осел и контрабандист

Осел не испытывает страха не потому, что он герой, а потому что осел

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Вот вы говорите, что чем более пуглив человек, тем больше развито у него воображение, но ведь отсюда следует, что абсолютно бесстрашный человек должен быть нвчисто лишен воображения.