Адаптер

Размышлять было особо не о чем, он просто лег на него, вытянувшись во весь рост. Руки и ноги его скрутило жесткими ремнями, лампа над столом сильнее ударила по глазам. Справа появилась рука манипулятора, сдавила его руку, заставляя вену набухать под давлением крови. Второй манипулятор вырос из стола, держа наготове внушительный шприц с темно-желтой жидкостью.

Укола он не почувствовал, с первой же секунды ввода жидкости в вену его тело превратилось в одну большую пружину, сдавленную непомерной тяжестью, бешенная судорога разбивала все тело о жесткое сукно, рука манипулятора твердо фиксировала руку, отчего кости начали хрустеть, еще мгновенье, и их раздробит безжалостная машина. Выключение.

Вода била сильным напором в раковину, отправляя крупные брызги на живот и брюки. Роберт смотрел стеклянными глазами на свое отражение в зеркале. Ему стоило больших усилий заставлять безвольно повисшие руки вновь и вновь погружаться в холодную струю и вбивать резким движением холодную воду в сухое, слегка посеревшее от напряжения ночи, лицо. Вода разлеталась в разные стороны, обливая его грудь и плечи. Ему хотелось направить струю прямо на себя, но маленькая уборная бара не позволяла такой вольности. Расстегнутая до живота рубашка мятой тряпкой повисла на плечах, навсегда потеряв свою форму.

Сколько времени он уже стоит тут, не отрывая взгляд от мутного зеркала, как он дошел, или быть может ему помогли дойти, но тогда кто? Как не пытался Роберт собраться, но не мог даже сдвинуться, врастая в кафельный пол, обливая себя с ног до головы. По количеству воды на полу он предположил, что стоит тут более часа. Но все это было неважно — на него глядел незнакомый ему человек. Терзавший душу вопрос "Кто я?" сдавливал грудь свинцом.

Роберт увидел, как человек в зеркале сказал ему: "Хватит, надо переодеться". Голос был его, несомненно, ухватившись всеми руками за эту мысль, он наконец закрыл воду и начал переодеваться.

Все было предусмотрено. Процедура не могла закончиться безболезненно для его одежды, на которой присутствовали всевозможные отметки живого организма. Живого, это была радостная новость, не дававшая ему провалиться в пучину мучительного сна, уверенно заявившего свои позиции. Но спать было нельзя, иначе можно и не проснуться.

Закончив с туалетом, он переоделся в удобный костюм спортивного стиля, он шел ему пожалуй больше, чем классический, тонко подчеркивая достоинства его подтянутой фигуры.

Выйдя из уборной, Роберт мельком посмотрел на стол, сукно было чистое. Ни малейшего намека на события этой ночи, тусклая лампа помаргивала, подсвечивая неизвестно откуда взявшуюся пыль.

— Пришел в себя? — бармен был на посту, деловито протирая бокалы.

— Нет, очень тяжело.

— Понимаю, пройдет через пару дней. Ну а как себя ощущаешь, разобрался?

— Не знаю, не знаю, — Роберт подпер голову руками, возле него появилась дымящаяся чашка чая. — Для чего все это?

— Все?

— Да, все это, — Роберт обвел руками вокруг. — Почему нельзя жить без Системы?

— Редко кто спрашивает, но вопрос не такой сложный. Знаешь ли ты, что такое война?

— Теперь да, раньше значение этого слова было мне недоступно.

— Дело не в словарной статье, по сути, понимаешь ли ты ее истинное значение, ее причины?

— Нет, я не могу понять, почему раньше люди воевали.

— Ключевое слово раньше, точнее более ста лет назад. Мы находимся сейчас во втором веке, когда человечество перестало убивать друг друга, пожалуй стоит поменять и летоисчисление в честь этого события, не правда-ли? — бармен дотер бокал, и тот тут же исчез.

— Но люди не перестали убивать друг друга, я обрабатывал сводки.

— Мелкие бытовые склоки, ревность, уличный грабеж, проходя по старому городу встретился с аборигенами?

— Аборигенами? Вы так называете жителей старого города.

— Аборигенами мы называем большинство населения. Ведь не думал же ты, что Система способна охватить все население планеты? — бармен развел широко руки, и между ними появился земной шар.

— Я пытался найти ответ, но не смог подсчитать необходимые ресурсы.

— И не старайся, не трать время впустую. Не хватит, никаких ресурсов не хватит.

— Но почему же они, видя, как живут Горожане..

— Мне понятна твоя мысль, — перебил его бармен. — Дело в том, что мало кто из них способен на самостоятельную мысль. Они погружены в созданную нами информационную среду, где видят то, что хотят видеть. Там есть и социальная справедливость, и наказание тех, кто стоит выше них, полнейший экстаз. Нельзя сказать, что они живут плохо, уровень жизни более чем соответствует потребностям. Все гуманистические идеи прошлых веков по сути своей не приемлют понимания потребностей большинства. Заметь, речь не идет о мнении большинства— у большинства не может быть своего мнения.

Роберт нахмурился и стал медленно пить остывающий чай, в голове постепенно прояснялось.

— Люди хотят хлеба и зрелищ, элиты хотят власти и злата, кстати совершенно бесполезные вещи — нынче каждый получает то, что хочет, поэтому и воевать нет никакого смысла.

— но ведь рождаются другие, кто видит все? А как быть с нами?