Адамово Яблоко

– Не вежливо, – кивнул Георгий, не позволяя разрастись конфликту. – Давай знакомиться. Как тебя зовут?

– Мы с вами в курилке два раза знакомились, вы не помните? Я Сева. Для друзей – Севочка. А вы – Георгий Максимович, я знаю.

– Скотч пьешь, Сева?

Парнишка расплылся в улыбке.

– Ой, нет! Я никого не хочу напрягать!

Рослик, чей строгий профиль с откинутыми надо лбом волосами напоминал изображения римской богини Минервы, покосился на Георгия.

– Может, следовало сначала узнать и мое мнение по этому поводу?

– Ты против? – Георгий Максимович выразил лицом легкость мыслей и чувств. – Это же твой приятель. Потом посадим его на такси.

По драматическому характеру его молчания Георгий понял, что Рослик давно отрепетировал сцену их встречи. Представление срывалось из-за Севочки, который выскочил из кулис, как прикормленная буфетчицей кошка, имеющая неизменный успех у публики даже при скромных внешних данных и небогатом даровании.

Звучное имя Ростислав сокращали по-разному, но Георгий как-то сразу окрестил его Росликом. В этом прозвище, словно стоящем на полупальцах и тянущемся вверх, звучал тот же тон, что и в пропорциях узкого тела с высокой шеей и удлиненными конечностями, в мелодике его немужского сипловатого голоса. Он танцевал в частной труппе, занятой развлечением туристов: фольклорные шоу, «Лебединое», «Жизель». Небольшие роли, соло в кордебалете, иногда поездки за границу. Всегда трезво оценивал свой потенциал – не всем же блистать в Мариинском или у Эйфмана.

Три, нет, уже четыре года назад Георгий ехал с какой-то затянувшейся допоздна встречи, и почти под колеса ему выскочил подвыпивший, чем-то сильно расстроенный молодой мужчина с волосами цвета льняной соломы, с нездешним абрисом бледных щек. Георгий угостил его кофе в ночной закусочной, довез до дома, прослушал хорошо темперированную жалобу в адрес вероломного друга-хореографа, соблазнившегося юными прелестями воздушного акробата. Мир богемы, цирк на воде, спешите, наши клоуны не умеют плавать…

Поначалу с ним было легко и занятно – яд сухощавого, натренированного в злословии ума источался на товарищей и недругов по ремеслу, на круг балетоманов, сопричастных общему пороку, плотно сомкнувших ряды вокруг учебных, открытых и закрытых сцен города. Ряды, в которых они обнаружили немало общих знакомых. Через полгода Георгий помог ему переселиться из многокомнатной коммуналки в отдельную квартиру в зеленом районе, обставить новое жилье. Но с обретением защиты от враждебного мира в скорлупе житейского благополучия Рослик постепенно утратил и свой воинственный задор, и нервную пылкость, и половину обаяния. Душа его вдруг сделалась тяжеловесной и бескрылой, как его прыжки, как добротная приземистая мебель белорусского производства под старину, которую он выбрал для спальни и прихожей.

– Ну, расскажи, как твои дела? Как гастроли? – спросил Георгий, вспомнив, что в последний раз они встречались как раз перед отъездом труппы за рубеж.

– Гастроли нормально, – ответил Рослик, так и не опустив брезгливо поднятую в адрес рыжеволосого приятеля бровь. – Хотя был изматывающий график. Почти вся Скандинавия, с ночными переездами. Стокгольм, Копенгаген, Амстердам… В Амстердам я просто влюбился. Наверное, снова поеду в феврале. Кстати, меня там все принимали за местного. Не только из-за цвета волос. Я очень комфортно себя чувствовал. Никто не верил, что русский…

– А меня в Турции за своего принимают, – влез в беседу рыжий Севочка. – Только не надо комментариев, что Турция дешевка! Во-первых, я сам знаю, а во-вторых, все равно они живут лучше нас. Они в Евросоюз скоро вступят. И вообще, там тепло и много красивых мужиков, а у нас ни того ни другого. Понятно, о присутствующих я не говорю.

За то время, что Георгий не был в малометражной квартире Рослика, она еще уютнее укуталась занавесками и коврами, еще наряднее расцвела островками комнатных растений. В кухне по деревянной сетке цеплялся вьюнок, дозревали на невысоком деревце лимоны. В ванной поселились керамические гномы, держащие на головах плетеные корзинки для банных принадлежностей.

Завалив диван целым ворохом шуршащих пакетов, Рослик заботливо укрыл прикроватный столик салфеткой, начал расставлять тарелки с закусками, стаканы. Принес лед. Севочка бросился перебирать сокровища – шелковые рубашки, шарфы, колготки, еще какие-то яркие предметы, назначение которых было Георгию неизвестно.

– Вот это я хочу! И это, и это, – восклицал рыженький, подмигивая Георгию в зеркало всем своим веснушчатым лицом, некрасивость которого несколько искупалась живостью. – Прямо все бы взял, был бы спонсор! Я померяю, Слав?

Ничуть не скрывая очевидных намерений, он тут же разделся до трусов, и Георгий на минуту почувствовал, что небольшое жилистое тело парнишки, покрытое яркими веснушками с ног до головы, волнует его по крайней мере живей, чем красота Рослика и перспектива остаться с бывшим возлюбленным наедине.