Адам в Аду

Нет, не так. Его путь — это брод через реку. От не-я на одном берегу до не-я на другом, сквозь мутную воду осознания, через быстрое течение сквозь коридоры реальности, из которого выбраться почти невозможно, но необходимо. От не-существования яйцеклетки до не-существования бога.

Чувствуя себя богом, Кривцов откинул крышку и привычным движением опустил кристалл в тело.

Кривцов стоял у метро и курил. Чувствовал он себя отвратительно — ноги промокли, куртка не грела, с волос текло. Снегом поверх слякоти зима душила осень, а Кривцову казалось, что душили его самого. Он не любил осень и терпеть не мог зиму, и их беспросветное противостояние вызывало в нем легкую тошноту.

Толпу Кривцов тоже не любил. Но стоял он у самого входа в метро, так что кто-нибудь то и дело задевал его, толкал, требовал уйти с дороги или подержать дверь. Кривцов закрыл глаза, затянулся поглубже и попытался отрешиться. Он представил, как выдыхаемый им серый дым заволакивает вход в метро, людей, шумный городской транспорт. Теперь мир стал молчаливым, монохромным и пустым.

И любить его стало намного проще.

Писк телефона прервал его медитацию. Кривцов придержал сигарету зубами и прочитал сообщение: «300 м направо, по пер., в арку. Тч. на прик., за пер. N».

Кривцов двинулся по указанному маршруту. Повернул направо от метро, прошел триста метров и увидел пешеходный переход, за которым виднелась арка в длинном, на весь квартал, здании. Пройдя в арку, Кривцов принялся искать глазами то, что могло бы оказаться «тч. на прик.». Его взгляду открылся довольно тесный заасфальтированный дворик, со всех сторон огороженный домами. Попасть в него можно было двумя путями — через арку, как Кривцов, или через калитку с другой стороны. Несколько дверей в подвалы, старый автомобиль, проржавленный и покрытый свежим снегом, и — тишина, будто не в центре Москвы оказался Кривцов, а на окраине спального района. Даже шум проспекта не проникал через толстые стены старых зданий. До ушей Кривцова донесся шум какой-то возни. Собаки? Этого еще не хватало.

Кривцов затянулся, бросил окурок в слякоть.

«Тч. на прик.» — тачка на приколе? По крайне мере больше ничего не подходило. Кривцов привычно огляделся, обошел машину — и увидел, как кто-то, принятый им поначалу за собаку, ощупывает номерной знак автомобиля. Заметив Кривцова, воришка разогнулся и бросился бежать.

— Эй! — Кривцов бросился следом.

Беглецу не повезло. Решив, видимо, что во дворах безопаснее, он побежал к калитке, и столкнулся нос к носу с полной женщиной, неторопливо проносившей через узкий проход объемные сумки. Он дернулся было назад, но Кривцов схватил его за плечо.

— Отдай! — потребовал он.

— Чего отдать-то? — воришка смотрел на Кривцова перепуганным взглядом.

— То, что взял, отдай!

— Я-то? Я ничего не брал! — он попытался отпихнуть Кривцова, но для того, чтобы оказать достойное сопротивление, надо было разжать правый кулак и выпустить добычу. На лице воришки отразился мучительный выбор.

— Отдай, — сказал Кривцов. — Поделюсь.

— Брешешь.

— Откуда ты про тайник узнал?

— Видел. Как это… как прятали, видел. Парень, рыжий такой, в камуфляже. Как только он ушел, я и подумал… Что у тебя там? Барахло, небось?

— Мефедрон.

— Уууу, — на лице воришки мигом отобразилось сожаление — скорее всего, о том, что не успел найти пакетик пораньше.

— Аккуратнее надо быть, — посоветовал Кривцов. — В следующий раз может действительно героин попасться. Мне не жалко, но с опиатами лучше не связываться.

— Угу, — снова пробормотал парень и обмяк.

— Ну? — Кривцов ослабил хватку и выжидающе посмотрел на него. — Я, я же сказал, поделюсь.

Парень медленно протянул руку и сунул Кривцову в ладонь мятый пакетик. Кривцов тщательно исследовал упаковку — пленка была влажная, то ли от погодных условий, то ли от потных ладоней воришки, но, главное, целая. Кривцов поднял глаза и увидел, что парнишка смотрит на него, а за глазами — Кривцов тут же забыл про мефедрон — ярко сияет нейрокристалл.

— И чем занимаешься? — спросил Кривцов, сидя на полу в обшарпанной кухоньке у нового знакомого и чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Он кивнул сам себе — не прогадал. Он ощущал редкое расположение к собеседнику и желание свернуть горы, но гор под рукой не было, поэтому приходилось просто говорить.

— Да всем понемногу. Я, знаешь, птица свободная. Хочу — летаю, хочу — в гнезде сижу, хочу — сру кому-нибудь на голову.

Кривцов рассмеялся.

— Нет, правда! Вот прошлым летом листовки у метро раздавал, потом курьером устроился, потом надоело деньги дяде отдавать — так я взял гитару и пошел по электричкам. Пою я хорошо, репертуар проверенный, ну, знаешь, такой, чтобы эти дачники слезы пустили, барды там, или про любовь, или вот, моя коронная-то была, про маму… Как там… «Мама… мама..» Тьфу, блин, забыл. Но все рыдали, зуб даю!