Я только что прочитала «Рефлексии в Сидре» Ивана Вина и нахожу, что это великолепное произведение, дорогой профессор. «Потерянные стрелы судьбы» и другие поэтические штрихи напомнили мне о тех двух или трех случаях, когда ты, около двадцати лет тому назад, заезжал к нам в усадьбу, чтобы выпить чашку чая с калачом. Я была, как ты помнишь (самонадеянная фраза!), petite fille modèle, упражняющаяся в стрельбе из лука подле вазы и парапета, а ты был застенчивым школьником (в которого, как догадывалась моя мать, я, возможно, была чуточку влюблена!), послушно собравшим стрелы, потерянные мной в потерянных кустах потерянного замка печального детства Люсетты и счастливого, счастливого детства Адетты, – теперь в нем размещается «Приют для слепых чернокожих» – я убеждена, что и моя мать, и Л. поддержали бы Дашин совет вверить его попечению ее епархии. Даша, моя золовка, которая дала мне журнал с твоим сочинением (ты скоро познакомишься с ней, да, да, да, она прелесть и сама любезность и гораздо умнее меня), просит меня прибавить, что она надеется «возобновить» ваше знакомство – быть может, в октябре, в швейцарском отеле «Бельвю», Монт-Ру. Помнится, тебе как-то случалось видеть миловидную мисс «Ким» Шант-Ажу, что ж, это в точности тип нашей дорогой Даши. Как ловко она проникает в каждый заветный уголок независимого ума, преследует его буквально по пятам, используя все виды изысканий, многие из которых я даже не могу назвать! Она училась в Чузе (где изучала Историю – наша Люсетта называла ее «Sale Histoire», как грустно и смешно!). Тебя она считает le beau ténébreux, потому что однажды давным-давно, однажды на стрекозьих крыльях, незадолго до моего замужества, она посетила – я имею в виду в то время (я застряла в турникете своего «зеркального слога») – одну из твоих публичных лекций о природе снов, после которой подошла к тебе со своим последним крошечным кошмаром, полностью отстуканным на машинке и аккуратно скрепленным, а ты мрачно нахмурился и отказался взять. Так вот, она добивалась от дяди Дементия, чтобы он уговорил le beau ténébreux приехать в отель «Бельвю», Монт-Ру, в октябре, числа семнадцатого, кажется, но он в ответ только смеялся и повторял, что мы с Дашенькой должны все уладить.
Так что вновь «поздравленьице», дорогой Иван! Мы оба считаем, что это мы замечательный, неподражаемый художник, которому тоже остается «только смеяться», когда кретины критики, особенно англичане, принадлежащие к низшей верхушке среднего класса, бранят
P.S.
Меблированное пространство, l’espace meublé (известное нам лишь как меблированное и заполненное, даже если его содержанием является «отсутствие вещества» – вмещающее также и сознание), по большей части водянисто, по крайней мере на нашей планете. В этом своем состоянии оно погубило Люсетту. Другая его форма, более или менее атмосферная, но столь же тошнотворная и не свободная от гравитации, уничтожила Демона.
Мартовским утром 1905 года, сидя, как султан, на устланной коврами террасе виллы «Армина» в окружении четырех или пяти ленивых девиц, полностью обнаженных, Ван праздно раскрыл американскую ежедневную газету, выходившую в Ницце. Сообщалось о новой крупной авиакатастрофе, четвертой или пятой по счету в недавно начавшемся столетии – огромная летательная машина по неизвестной причине распалась на части на высоте пятнадцати тысяч футов над Тихим океаном между островами Лисянского и Лайсанова, относящихся к Гаваилльскому архипелагу. В списке «ведущих деятелей», погибших в результате взрыва, значились: глава рекламной службы большого универсального магазина, исполняющий обязанности начальника цеха листового металла факсимильного предприятия, администратор звукозаписывающей фирмы, старший партнер адвокатской конторы, архитектор с тяжелым летательным опытом (первая опечатка, не поддающаяся исправлению), вице-президент страховой корпорации, еще один вице-президент, на этот раз в Совете по Улаживанию Споров, чтобы это ни значило —
«I’m
«Позвони в колокольчик», сказал Ван, продолжая с чувством странной поглощенности просматривать перечень отмеченных ярлыками жизней: