Стюард принес ему «континентальный» завтрак, судовую газету и список пассажиров первого класса. В разделе «Туризм в Италии» листок сообщил ему, что некий фермер в Домодоссоле откопал кости и парадную сбрую одного из слонов Ганнибала и что в горах Бокалетто двое американских психиатров (имена не сообщались) скончались при странных обстоятельствах: первый, старший, умер от сердечной недостаточности, а его любовник покончил с собой. Подивившись нездоровому интересу Адмирала к итальянским горам, Ван вырезал эту заметку и перешел к списку пассажиров (приятно увенчанному тем же гербом, который украшал почтовую бумагу Кордулы), чтобы удостовериться, что в нем нет тех, кого придется избегать в ближайшие дни. В списке значилась чета Робинзонов, Роберт и Рейчель, старинные зануды семьи (Боб вышел в отставку после многих лет безупречной службы главой одного из предприятий дяди Дана). Сбегавший вниз взгляд Вана споткнулся о д-ра Ивана Вина и замер на следующем имени. Отчего так сжалось его сердце? Почему он провел языком по своим толстым губам? Пустые фразы, приличествующие всяким важным романистам прошлого, полагавшим, что им под силу объяснить всё и вся.
Линия поверхности воды в ванне кренилась и колебалась, имитируя медленные качели ярко-голубого, белопенного моря в иллюминаторе его спальни. Он позвонил мисс Люсинде Вин, каюта которой находилась на главной палубе в середине корабля, точно над его апартаментами, но никто не снял трубку. Надев белый вязаный свитер с высоким воротом и солнечные очки, он отправился на ее поиски. Люсетты не было на Игровой палубе, с которой он смотрел вниз на другую рыжеволосую девушку, сидевшую в парусиновом кресле на палубе Солнечных Ванн и со страстной скоростью писавшую записку – если он когда-нибудь переключится с тяжеловесной фактологии на легкую фикцию, подумал Ван, он выведет ревнивого мужа, использующего бинокль, чтобы с этого места разобрать подобное излияние незаконной любви.
Люсетты не было и на Прогулочной палубе, где закутанные в одеяла старики читали главный бестселлер сезона «Зальцман» и с борборигмическим предбурчанием в желудке ожидали одиннадцатичасового бульона. Он прошел к Грилю, где заказал столик на двоих. Оттуда направился к бару и тепло поздоровался с лысым толстым Тоби, служившем на «Королеве Гвиневре» в 1889, 1890 и 1891 годах, когда Ада еще не была замужем, а он был обиженным дураком. Им ничего не стоило удрать в Лопадузу под личинами мистера и миссис Даирс или Сарди!
Он выследил свою и Ады полусестру на носовой палубе, опасно хорошенькую в открытом, ярко-цветочном, треплемом ветром платье: она разговаривала с бронзовыми от солнца, но все же очень старыми Робинзонами. Она обернулась к нему, откинув с лица летящие волосы с выражением, в котором смешалось торжество и смущение, и вскоре они распрощались с Рейчель и Робертом, которые сияли им вслед, одинаково маша поднятыми руками – ему, ей, жизни, смерти, давно минувшей славной поре, когда Демон заплатил по всем карточным долгам их сына, всего за день до его гибели в лобовом автомобильном столкновении.
Она с благодарностью отправила
Он довольно любезно осведомился, куда она, по ее мнению, направляется.
В Ардис, с ним, – последовал быстрый ответ, – навсегда. Дед Робинзона умер в Аравии в возрасте ста тридцати одного года, так что у Вана до него еще целое столетие; она возведет в парке несколько павильонов, чтобы разместить череду его обновляемых гаремов, которые постепенно станут превращаться, в той же последовательности, в дома для престарелых весталок, а затем в усыпальницы. Над ложем дражайшей Кордулы и ее мужа, сказала она, в их роскошном люксе, который Люсетта «выклянчила у них за минуту», висит ипподромная картина «Том Кокс верхом на Бледном Огне», – вот любопытно, как именно она способствует любовной жизни четы Тобаковых во время их морских вояжей? Ван прервал лихорадочную болтовню Люсетты, спросив, имеются ли на водопроводных кранах в ее ванной те же надписи, что и на его: Горячая Резервуарная, Холодная Соленая? Да, воскликнула она,
Они снова встретились после полудня.