- Продолжим?.. - он как будто удивился. Но удивление быстро прошло. Здешний Мьют был не совсем тот же, что в Лабрисфорте, однако между ними существовала связь - и очень тесная. Следующие слова преподобного это подтвердили.
- Тебе нужны доказательства, Уэнди... Уэсли? Доказательства того, что Бог слышит меня?
- Точно. Не умею. Но знаю, преподобный, что существует грань между справедливостью и слепым подчинением чужой воле. - Как ни странно, теперь Уэсли чувствовал себя увереннее, чем в тюремном дворе. Окончание фразы не было продумано заранее - оно пришло спонтанно, вдруг. - Даже не грань, а большая разница.
- Ты
- Я никого ни в чем не обвиняю. И давай обойдемся без всяких доказательств - хотя, не сомневаюсь, у тебя их найдется не один десяток. Может, тебя и вправду
- Да уж и не тебе рассуждать о Боге... Ты не знаешь ни жалости, ни сострадания. Тебе всегда нужно быть впереди, и больше всего ты боишься... оказаться вторым. - Говоря, он по-прежнему продолжал ухмыляться.
- А ты, преподобный? Чего
Мьют поднял на Уэсли взгляд - сияющий, безмятежный.
- Теперь - ничего, Уэнди. Я боялся... когда-то давно. Боялся таких, как ты. Но потом я понял, что могу их уничтожать. А потом пришел сюда, и больше я ничего не боюсь.
- Ты поддался! - воскликнул Флэш, пораженный внезапно пришедшим пониманием. - Ты с детства боялся тех, кто сильнее тебя, лучше тебя - наверное, твои родители тебя убеждали, что такие невоспитанные и грубые люди - ужасные грешники, которые заслуживают наказания, да? Ты боялся их и поддался своему страху. И стал убивать. И
- Может, ты и прав, - сладким голосом протянул Мьют. - А может, и нет... В любом случае,
- Я не такой, как ты. Я не сдамся. Кто бы
- А если не поймешь? Если ответ - в одиннадцатом мире? - весело осведомился Мьют.
Он не только не удивился словам про "десять миров", он знал и про одиннадцатый... Ему известно все, Мьюту - пророку Лабрисфорта.
Флэш почувствовал, как непроизвольно сжались кулаки. Снова сделалось не по себе - и гораздо сильнее, чем на утренней прогулке.
Земля уходила из-под ног, искажалось пространство, приобретая тысячу измерений вместо привычных трех, время то как будто вообще исчезало, то растягивалось, и секунды превращались в минуты, а минуты - в часы...
- Опротивело мне с тобой трепаться, преподобный, - сказал Уэсли. Простые понятные слова. Именно в простоте и понятности он сейчас нуждался больше всего. И, возможно, если бы Мьют отреагировал предсказуемо, если бы ответил грубостью или промолчал - все могло бы вернуться на свои места.
Но преподобный вместо этого изрек:
- Твоя беда в том, что ты считаешь бесконечность бесконечно огромной. На самом деле она бесконечно мала. Она стремится в сторону отрицательных величин.
Мир взорвался. Потерял последние черты рациональности. И хуже всего было то, что вернуться в реальность тюрьмы на острове все еще было нельзя. Слишком рано. Предстояло снова двигаться вперед...
В бесконечно малую бесконечность.
Пространство действительно сжималось. Со всех сторон что-то падало, нависали темные мерцающие своды, а в них - и над ними, и под ними - распахивали глаза-бездны черно-красные крылатые иглозубые химеры, и яд их смешивался с огнем, и вскипали чудовищные вихри. Бешеной каруселью мелькали лица, лица, лица - искаженные, безумные...
Взгляд выхватил из этой круговерти фигуру женщины в голубом атласном платье с кринолином. Ее белокурые волосы волной ниспадали на плечи. Ее лицо было прекрасно... Но такая красота способна ранить, причинять боль. Как красота отточенного сияющего лезвия.
Вокруг ее запястья была обвита серебристая лента с какой-то подвеской, которую женщина небрежно вертела в пальцах.
Она все ближе, ближе... И вот Уэсли узнал ее.
- Ты - Клара. Клара Риджмор-Хэй.
Женщина едва заметно покачала головой и поправила:
-
Она улыбнулась, сверкнув ослепительно-белыми зубами. Выпустила брелок, позволив ему свободно висеть на ленте. И Уэсли наконец разглядел, что это. Круглое слизистое глазное яблоко.
Клара положила ладонь на грудь Флэша.
- У тебя красивые глаза...
В этот момент из-за ее спины выглянула другая женщина. У нее была фарфоровой чистоты кожа, темные, чуть раскосые глаза и гладкие черные волосы. По винного цвета шелковому платью змеилась вышивка в форме извивающихся огненных драконов.
Уэсли отмахнулся от обеих женщин как от наваждения - и они исчезли, подхваченные бушевавшим вокруг смерчем. Ведь они и вправду были ожившими наваждениями. Жительницами седьмого мира, который представлял собой ни что иное, как воплотившийся в реальность кошмарный сон.