Ад

Несколько минут спустя, я отделён от этих двух любовников, которые размышляют, от этих двух любовников, которые смотрят друг на друга и которые преследуют друг друга.

Со всех сторон появляются и выступают против друг друга мужчина и женщина: мужчина, который любит сто раз, женщина, которая имеет силу так любить и так предавать забвению.

Я отправляюсь в путь. Я постоянно в движении среди голой реальности. Я не являюсь человеком со странностями и исключительным человеком. Вожделеющий, горлопан, призывающий, я узнаю себя повсюду. Я восстанавливаю со всеми читаемую по складам истину в захваченной врасплох комнате, истину, которая такова: «Я одинокий, и я бы желал то, чего у меня нет, и чего у меня больше нет». Именно из-за этой потребности живут и умирают.

Я прохожу около невысоких магазинчиков. Слышу, как кто-то кричит, орёт: «Да! Нет!» Останавливаюсь, удивлённый мощностью этой интонации. Я различаю в клетке небольшую беспокойную тень. Это попугай, и услышанный крик есть всего лишь сильный безрассудный шум, звук, изданный неразумным существом…

Но, поскольку этот звук не относится к человеческому роду, хотя внешне он и подобен человеческой речи, благодаря ему мне на ум приходит мысль о важности крика людей. Никогда я не думал столь упорно обо всём том, что может содержать утверждение или отрицание, которое выходит изо рта мыслящего существа: дар или отказ человеческого существа, постоянно находящегося у меня перед глазами в ходе моих раздумий, чтобы меня притягивать и направлять, среди дня, моё мрачное сердце; этот образ во тьме.

Но довольно обо мне. Я теперь устал от того, что слишком много желал; я чувствую себя разом постаревшим. Я никогда не вылечу эту рану, которая у меня в груди… Только что имевшаяся у меня мечта о спокойствии привлекла и соблазнила меня лишь потому, что была далека от меня. Я бы ее пережил так же, как я бы пережил любую другую мечту, потому что моё сердце это и есть другая мечта.

*

Теперь я ищу слово. Эти самые люди, которые живут моей истиной, что они говорят, когда ведут речь о самих себе? Раздаётся ли из их уст отголосок того, что я думаю, или отголосок заблуждения, или отголосок лжи?

Стемнело. Я ищу слово, моему подобное, слово, на которое я могу опереться, которое может меня поддержать. И мне кажется, что я наощупь продвигаюсь вперёд, словно на углу улицы кто-то должен внезапно появиться, чтобы сказать мне всё!

Я не вернусь этим вечером в мою комнату. Я не хочу этим вечером покидать толпу людей. Я ищу людное место.

Я вошёл в большой ресторан, чтобы быть окружённым голосами. Лишь только я преодолел высокую сверкающую дверь — которую лакей непрерывно открывал и закрывал — как был охвачен тысячью цветов, тысячью ароматов, тысячью приглушённых шумов. Мне показалось, что элегантные присутствующие — в совершенно безупречного фасона фраках, в дамских туалетах блистательных оттенков, видоизменяющихся словно для забавы — следовали своего рода манерной церемонии в этой высокопоставленной роскошной оранжерее с красным ковром. Повсюду лампы, в серебряных гирляндах, с золотыми кружевами, с мягким светом оранжевых абажуров, создававших как бы небольшую утреннюю зарю посреди каждой группы ужинающих.

Мало мест были свободными; я сел в одном углу, рядом со столом, занятым тремя сотрапезниками. Я был ошеломлён шелестящей иллюминацией, и моя душа, терпеливо свыкшаяся с великими ночными бдениями и приобщённая к ним, была подобна сове, вырванной с корнем из обширной мрачной лазури и брошенной смеха ради в середину фейерверка.

Я собирался попробовать согреться у этого большого огня… После того, как голосом, которому я должен был сначала придать твёрдости, я потребовал меню, мне захотелось поинтересоваться физиономиями. Но было трудно уловить те из них, которые меня окружали. Зеркала множили их, так же, как одновременно и убранство: я видел одну и ту же сверкающую вереницу лиц и профилей… Пары, группы терялись среди услужливости официантов, которые держали в вытянутых руках отороченные мехом пальто или изящные манто, сложные как женщины. Вновь пришедшие представлялись. Я замечал, что женщины были, на первый взгляд, восхитительно хорошенькими, но впрочем они все были похожими, с их белёными лицами и их губами в форме сердца; по мере их приближения проявлялись один или несколько недостатков и изглаживали это идеальное обаяние, которым их украшал первый взгляд. Большинство мужчин, в соответствии с модой, господствовавшей в этот момент времени, были чисто выбриты, имели шляпы с плоскими полями, пальто со спущенными плечами.

В то время как мой взгляд следил машинально за рукой в белой нитяной перчатке, которая наливала в мою тарелку суп, поданный в посеребрённой миске, я внимательно вслушивался в невнятный и беспорядочный гул разговоров, окружавших меня.

Я слышал лишь то, что говорили мои трое соседей. Они говорили о своих знакомых в этом зале, потом о нескольких друзьях таким тоном, что его постоянные ирония и насмешка меня удивили.