Ад

— Из-за дисциплины. Видите ли, когда-то, в далекой молодости, я очень успешно снялся в одном фильме, играл Робин Гуда. Это был как раз тот случай, когда вечером ты ложишься спать никем, а утром просыпаешься знаменитым. В театре на это отреагировали должным образом, я был молод, красив, перспективен, а теперь еще и узнаваем, мне даже пообещали роль Ленина в одной пьесе про молодые годы вождя. Вы только представьте, что это такое — в советское время сыграть Ленина! У меня совершенно крышу снесло, я зазвездился по полной программе, начал активно выпивать, гулять с девочками, приходил на репетиции нетрезвым. В общем, с Лениным меня прокатили, и были правы. Но это я теперь понимаю, а тогда обиделся страшно и запил уже по-настоящему. Вот тут-то меня и выперли из театра. А кому я нужен с такой репутацией? Конечно, если бы у меня был настоящий талант, большой, то на репутацию никто не посмотрел бы, и сниматься приглашали бы, и в театре оставили. Но талантик у меня был маленький, — он оторвался от нарезания помидоров и показал Аэлле просвет между большим и указательным пальцами, — крошечный был талантик, так что никто за меня особо не держался. Друзья в киношном мире, конечно, остались, вот они меня и снимали понемножку, чтобы я с голоду не подох. Вы любите помидоры хорошо протушенные или только слегка припущенные?

— Протушенные. А вы женаты? У вас есть семья?

— Сейчас — нет. Однажды была жена, но недолго.

— Отчего так?

Аэлла выспрашивала подробности, ей казалось, что чем больше слабостей и недостатков она обнаружит в своем новом знакомом, тем меньше ей будет стыдно за свою откровенность.

— А я все никак не мог уняться, смириться с тем, что я уже давно не звезда. Продолжал пить и шляться по девицам. Мог исчезнуть на неделю, зависнуть у кого-нибудь из друзей и пьянствовать. Жена бросила меня довольно быстро. Но я ее понимаю. Какой нормальной бабе такое понравится?

Разговаривая, он вымыл зелень, тщательно промокнул бумажным полотенцем, открыл окно и положил сушиться на подоконник.

— Закройте окно, — Аэлла недовольно сморщила носик, — кондиционер же работает, он не любит открытых окон.

— Ничего страшного, я думаю, он потерпит десять минут.

— Вы ведете себя здесь как хозяин.

— Извините, не хотел вас задеть. Но трепетное отношение к технике мне чуждо. Она должна служить нам, а не мы — ей. Если вы настаиваете, я закрою окно.

— Да ладно, — Аэлла махнула рукой.

Ей стало все равно. Он прав, этот странный актер-неудачник, чего она так беспокоится о кондиционере? Железка, машинка, сломается — можно починить, нельзя починить — можно купить новый. Черт с ним.

— Аэлла, а почему вы за все эти годы так и не переехали? — спросил Тарнович. — Вы стали успешной, богатой, а живете все в той же квартире. Я был уверен, что вы уже давно поменяли жилье.

— А зачем менять? Я построила дом на Новой Риге, а квартира меня и эта устраивает, она достаточно большая для меня одной. Я ее отделала по евростандарту, купила дорогую мебель, разве сюда стыдно пригласить гостей?

— Не стыдно, — признал он. — Но я почему-то думал, что у людей вашего уровня должны быть какие-то невероятные хоромы.

— Вот на Новой Риге у меня хоромы и есть, — рассмеялась она. — Я приезжаю туда, если есть силы и время после работы, ну и в выходные, конечно. А сегодня я очень устала.

Приготовленная Кириллом яичница показалась ей самым вкусным блюдом, которое ей доводилось есть за последние годы. Аэлла ела и исподволь поглядывала на Тарновича. Она ни секунды не сомневалась в том, что он захочет остаться у нее на ночь, и прикидывала, хочет ли этого она сама. С одной стороны, любовник на десяток, а то и больше лет моложе — это повышает самооценку и греет душу. К тому же он потратил на решение проблем Аэллы целый день и теперь так трогательно за ней ухаживает, что имеет полное право на компенсацию. Любой труд должен быть оплачен. Но с другой стороны, она так измучилась, так устала… «Пусть останется, — решила она в конце концов, собирая корочкой белого хлеба остатки с тарелки, как делала в детстве. — Для тонуса не помешает. А отдохнуть и выспаться я еще успею».

— На что же вы жили, когда не снимались и не играли в театре? — спросила она за чаем с пирожными.

— Подрабатывал, где мог. И Дедом Морозом, и на детских утренниках, и на рынке торговал, и машины перегонял, да чем только не занимался, чтобы прокормиться.

И снова Аэлла удивилась его откровенности и полному отсутствию пафоса. Другой бы на его месте стал, наверное, сетовать на то, что его талант не оценили по достоинству, ругать критиков, злобно сплетничать о более успешных коллегах по цеху, а Кирилл просто рассказывал о своей жизни, о такой, какой она была, без прикрас и попыток выглядеть непризнанным гением. Такие люди Аэлле Александриди до сих пор не встречались, и она никак не могла избавиться от ощущения неправдоподобности происходящего.

— Может, перейдем на «ты»? — предложила она.

— Согласен, — кивнул Тарнович.