ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

Демон смотрит сердито. Нет — зло. А этот трус пытается спрятаться за этим хлипким щитом, которым служит дверца шкафа, которую Ратмир зачем-то открыл. Всякий умный человек способен понять, что ничего в жизни не происходит дважды — ни любовь, ни дружба, ни счастье. Всё это появляется лишь один раз. И лишь один раз исчезает. Было бы глупо надеяться на то, что всё то, что происходило когда-то давно с Сонмом, может повториться.

— Ничего не будет так, как раньше! — шипит Драхомир.

Он чувствует, что скоро потеряет контроль над собой. Что — скорее всего — убьёт единственного представителя Сонма, что остался вживых после той битвы. Что убьёт единственное, что ещё связывает его с Деифилией. Ему хочется верить — дьявольски хочется верить, — что догадки его бывшего боевого товарища верны. Хочется верить, что он сможет снова стать прежним — тем белобрысым насмешником, а не просто ублюдком, которого даже родной отец едва способен вытерпеть. Впрочем, Мир был безумно благодарен отцу за то, что тот не отвернулся от него на суде.

— Или ты так глуп, что не способен этого понять?! — он срывается на крик.

Правильнее сказать — не способен понять того, что Драхомир просто не сумеет пережить того, если надежда, данная ему Ратмиром, окажется ложной. А если Мир сойдёт с ума — вряд ли он не утащит в могилу и Ратмира. Этого предателя и без того было не слишком-то жалко. Пусть Танатос лучше его жалеет! В конце концов, это была вина Тана — что в их маленьком отряде завёлся такой трус! Драхомиру кажется, что лучше придушить Ратмира прямо сейчас, пока надежда ещё не поселилась в сердце… Но тот отчаянно вырывается и пытается как-то увеличить расстояние между ними. Чувствует свою смерть, дрянь. Такую змею нужно было убить в первый же день, когда он познакомился с Миром.

— Пожалуйста, поверь мне — быть может, ещё всё возможно исправить! — в отчаянии бормочет Ратмир. — Эта девчонка — Танатос! Ей-богу — Танатос! И ты же знаешь, что кому, как не Чернокнижнику может удастся собрать нас вместе! Её зовут Мария Фаррелл, ей почти семнадцать лет, и она очень сильно его напоминает всем своим поведением!

И всё же, даже если эта девчонка была тем самым человеком, которого они так хорошо знали, это не означало, что весь Сонм окажется рядом. Танатос был везунчиком. Он выживал даже в самых ужасных условиях. Ему везло настолько сильно, что никто не мог бы быть уверенным на сто процентов, что он помер. А ещё — Танатос был рядом с Драхомиром и Асбьёрном во время проведения того ритуала. И это означало одно — следовало искать реинкарнации остальных, а не этих двоих, чтобы надежда не оказалась беспочвенной.

Но это мог быть и не Танатос. Есть люди, которые выводят других людей из себя. И это вполне нормально. Им не обязательно быть чернокнижниками или беглецами из всяких там религиозных сект. Это просто качества характера. Как будто, у Драхомира он идеален. И можно было привести множество примеров, когда человек с крайне скверным характером Танатосом вовсе не являлся.

— Я хочу убедиться, — хмуро замечает Драхомир. — Если она — это наш Тан, я смогу это сделать.

Был один способ — один-единственный, — чтобы проверить это. Но он был весьма надёжен. Пусть и девчонка обязательно погибнет, если не является тем, кем её считает Ратмир. Но Драхомир просто не способен считать это чем-то важным. Это было уже несущественной мелочью по сравнению с тем, что могло случиться со вселенной, если девчонка действительно окажется реинкарнацией Танатоса.

— А если нет? Если ты ошибёшься? — Ратмир хватает бывшего друга за руку. — Если девчонка погибнет?

Вполне возможно, что девчонка погибнет. Нет, скорее всего она погибнет. Ратмир всегда был слишком глуп, чтобы сделать хорошо хоть что-нибудь. Но, всё же, некоторый шанс имелся… И Мир собирался его использовать. В конце концов, что есть жизнь этой Марии Фаррелл по сравнению с тем, что творил Сонм когда-то?

— Если это на самом деле Танатос, она не погибнет, — мрачно произносит демон. — А если нет — не плевать ли на то, останется ли она жива?

И Драхомиру думается, что, должно быть, перемена, случившаяся с ним, Ратмира удивляет и, пожалуй, тревожит. Когда-то давно маленький Мир не был столь жестоким — он был несдержанным, вспыльчивым, вредным, но жестокости в нём ещё не было. Она появилась потом… Чуть позже… Уже после обучения. А сейчас… После тюрьмы он стал действительно жестоким. И, должно быть, ему должно было становиться за это стыдно. Хотя бы самую малость.

Комментарий к II. Глава сорок вторая. Гнев.

Канцлер Ги – Юлий Цезарь

========== II. Глава сорок третья. Одиночество. ==========

Тоска, одиночество, боль, дыхание Ночи…

Это конечно совсем не то, что ты хочешь.

А я становлюсь все злей и упорней.

Я каждый раз вырываюсь с корнем,

Оставляя глубокие раны, ужасные шрамы,

И лечу, все равно, траекторией той же самой.

Становясь от этого злей и упорней,

Снова и снова вырываясь с корнем…

Милый, имя тебе легион.

Ты одержим, поэтому я не беру телефон,

Соблюдаю постельный режим…

Но, в зеркале ты,

Из крана твой смех,

Ты не можешь меня отпустить,

А я не могу вас всех.