Читаем ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc полностью

«Отступник. Предатель. Проклятый.» Девочка не угадала. Эти три имени шли ему куда больше, чем то, что она озвучила. Нет, он никогда не считал себя нищим. Кое-какие деньги он всегда мог добыть. И добывал. Пел, воровал, подрабатывал в… Не стоит даже вспоминать об этом.

А девчонка красива… Миловидная, улыбчивая, с умными смеющимися глазами. Глаза — самое важное в человеке. Нет — в любом существе. Вот у Танатоса, Асбьёрна и Хелен в глазах была война. Весёлая, с каким-то безудержным хвастовством и глупым геройством — у Танатоса. Гремящая, кровопролитная, тяжёлая — у Асбьёрна. Кровавая, но какая-то до жути торжественная — у Хелен. У Деифилии в глазах всегда были снега Интагара… У Уенделла и, должно быть, самого Йохана — вечная дорога. Лилит, Изар, Калэйр — в их глазах всегда была непроглядная тьма. У Оллина — высокое синее небо. У Саргона — золото монет и сталь клинка. Он из них всех всегда был истинным королём. Пусть лидером всегда и являлся Танатос. А у Драхомира в глазах отражалось всё. Вся вселенная. Он и был всей вселенной. Для всех них. И для своего отца — тот не свидетельствовал на суде против своего любимого сына. Йохан видел всепоглощающую боль в его глазах. Но он не отрёкся. Мать Драхомира заплакала и отреклась от сына. Отец — нет. Он смотрел на своего ребёнка до последнего и в момент оглашения приговора попросил смягчить участь своего сына. Йохан бы всё отдал за то понимание, которое он увидел в глазах старого Киндеирна.

Зачем девчонка шла за Йоханом? Тот никак не мог этого понять. Вот был бы он красив, как в молодости — понятно. Тогда молодой Отступник купался в любви и внимании женщин. Ему это нравилось. Ему было хорошо… Но сейчас его волосы были тронуты сединой, ходить он мог едва-едва — старик. А ведь ему-то было около сорока пяти лет… Йохан ужасно устал жить. Он почти ждёт того часа, когда сердце его не выдержит или кто-нибудь решит смилостивиться над ним и добить его.

— Вы много чего повидали… — задумчиво говорит Елисавет. — Скажите, какой ритуал на свете самый красивый? Мы с сёстрами об этом часто спорим.

Вот как? Девчонка просто любопытна? Что же… Это Йохан мог понять — он сам был любопытен до ужаса. Не раз из-за этого попадал в неудачные ситуации. И ведь не обвинишь в этом никого — сам виноват в том, что полез. Ей хотелось узнать только это? Или она рассчитывает на то, что бард сумеет поведать ей о многом?

Да… Он видел многое… Он видел — собственными глазами видел — разверзающуюся Бездну в тот день, когда Танатос и Драхомир раскололи этот мир на три части. Он был там. Он помогал своим друзьям убраться поскорее с того места, где «чернокнижник» и демон умудрились поссориться. Он видел — собственными глазами видел — торжество Асбьёрна в день падения Нонтерзалла. Он видел, как умел смеяться Драхомир. Он видел — и почти каждый день видел — красоту Деифилии. Йохан не только видел все те события, которые с таким ужасом и трепетом вспоминались теперь. Он в них участвовал. Он был частью чего-то великого, чего-то невообразимого.

Ритуал… И снова в голове у барда мелькает воспоминание — сад из нескольких тысяч живых цветов и посреди него прекрасная Деифилия в нарядном платье. И стоящий неподалёку Драхомир в ярко-алой рубашке. Этот океан живых цветов… Йохан никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Как красивы были они оба — Драхомир и Деифилия. Как счастлив был тогда он — этот Ренегат со светлыми волосами… Теперь, должно быть, волосы у него стали алыми — Якобина фон Фюрст всегда пытала так. И обожжённые руки. И вырванные крылья. Если когда-нибудь Йохан сумеет найти старого друга, он не уверен, что сможет узнать этого демона.

А тогда… Тогда бард и подумать не мог, что та их жизнь может закончиться… Ему было хорошо. Им всем было хорошо. И весело. Оружие гремело, ветер завывал, а они куда-то всё шли. Им было хорошо. Каждый занимал своё место. Каждый делал что-то, без чего остальные не смогли бы прожить. Каждый был нужен. И какие бы противоречия ни возникали — вместе они были счастливы. И Йохан тоже был счастлив. Потому что у него были люди, ради которых он мог бы жить. Ради которых он мог бы простить себя и продолжить идти дальше.

С чего девчонка решила, будто Йохану захочется рассказывать свою жизнь кому-то?

— Помолвка у демонов, — нервно вздыхает мужчина, продолжая идти дальше.

И тихое пение. Непонятно чьё. Очень красивое. Очень нежное. И очень трогательное. И улыбка на лице Деифилии. И смеющиеся глаза Драхомира. И хохот Танатоса. И недовольный взгляд Асбьёрна. И какая-то странная грусть на лице Лилит. И какая-то обречённая радость на лице Изара. А кто-то всё пел. Грустно-грустно, тихо-тихо… И Йохан едва не разрыдался тогда — настолько трогательно и почти болезненно горько это тогда было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все жанры